Искусство музыки в Греции существовало, конечно, с самых древних времен: тут назывались имена мифических и полумифических первооткрывателей, но считалось, что наукой музыку сделал Пифагор. Мы можем уверенно говорить, что именно он догадался подвести под музыку математический аппарат (теорию пропорций), что он открыл октаву, квинту и кварту, исчисляя длины струн. Нам мало известно о теориях и экспериментах старших пифагорейцев — Гиппаса из Метапонта и Ласа из Гермионы (548 или 545–497 гг.), но с работами младших пифагорейцев конца V в. мы знакомы неплохо. Филолай из Кротона (ок. 470 — после 388 гг.) построил диатоническую гамму для дорического лада и, надо полагать, и прочих ладов. Архит ввел энгармоническое и хроматическое наклонения[661]. Основные достижения пифагорейской музыки изложил Евклид в сочинении «О делении канона» (ок. 300 г.) (канон — это старое название монохорда). Монохорд, на котором, в основном, экспериментировали пифагорейцы, представлял собою резонирующий ящик с одной или двумя струнами (вторая — эталонная), причем к струне была приложена линейка с 12 равными делениями и устройство, позволявшее зажимать струну на любом из них. Например, зажав струну на шестом, среднем, делении и ударив одновременно и по этой струне и по эталонной, исследователь получал октаву и легко убеждался, что это консонанс. Таким образом, вопреки распространенному мнению, пифагорейцы не были абстрактными теоретиками: их наука состояла из эмпирического компонента и математической теории. Конечно, эта теория накладывала ограничения на всю науку в целом, например, потому, что интервалы выражались только отношениями натуральных чисел и, желательно, небольших, а это не позволяло поделить на равные половины какой бы то ни было простой интервал: приходилось вводить больший и меньший полутона, большую и меньшую четверти и т. д. Но вносить ограничения — это свойство любого математического аппарата, даже в наши дни[662].
Крайности начались потом, когда пифагорейцев стали «критиковать справа и слева». Платон, много позаимствовавший у Филолая, был изобретателем идей и полагал, что подлинная музыка существует в душе, то есть уме, мира, ее бледная тень — в движении планет и в — математических построениях наших умов, а музыка, воспринимаемая чувствами, — это уже тень тени. Умопостигаемая музыка должна возвышать людей над материальной действительностью. Поэтому в «Государстве» он насмехался над теми пифагорейскими музыкантами, которые «ценят уши выше ума». Аристотель ударился в противоположную крайность: его физическая теория была принципиально качественна, а не количественна, то есть отвергала математические закономерности вообще, по крайней мере, в музыке. Главный специалист аристотелевского Ликея по музыкальным вопросам, Аристоксен из Тарента (р. ок. 365 г.), автор фундаментальных работ «Начала гармоники» и «Начала ритма», учившийся музыке у пифагорейца Ксенофила, напротив, построил учение о гармонии из элементов мелоса, основываясь только на субъективном восприятии тонов человеческим ухом. Он критиковал пифагорейцев именно за наличие теоретической части. Вся дальнейшая музыкальная теория разделилась между «канониками», сторонниками платонического подхода, и «гармониками» — аристоксеновцами. В Византии до последних веков ее существования наиболее распространенной была темперация Аристоксена, а средневековый Запад из-за влияния Боэция и его неопифагорейских источников ориентировался, в основном, на «канонику».