Детина. Пойте гимн «Восхождения в хижину», так требует повелитель.
Буржуа что-то нечленораздельно поет.
К стволу другого дерева хищным зверем крадется г-жа Шлюк, звериная шкура, торчащие патлы волос превратили грозную квартирохозяйку в ведьму, г-жа Шлюк трясет ствол дерева и кричит.
Г-жа Шлюк. Вы обещали сегодня внести плату за гнездо…
Голос с вершины дерева. Госпожа Шлюк… я не получил денег в банке. Пещера банка обвалилась, и сегодня нет операций…
Г-жа Шлюк. Бросьте брехать насчет обвалов… Меня не проведете! Вы два месяца не платите за гнездо. Если вы сейчас же не сбросите мне деньги, я стрясу вас с дерева, как гнилую грушу. Слышите!.. (Свирепо, как орангутанг, трясет дерево. Падают горшки, вещи.)
Голос сверху. Пощадите, госпожа Шлюк! Я падаю!..
Г-жа Шлюк. Я вытрясу из вас, макака, деньги. Ага!.. Я забираю вещи в залог. (Хищно схватив вещи, исчезает.)
Улица окаменовеченного города оживляется. Проносятся носилки с буржуа. Шныряют прохожие в мохнатых шкурах. Под деревьями расположились торговцы.
Голоса:
— Почистите сандалии!
— Дубинки, лучшие палицы!
— Топоры, кремневые топоры фирмы Бординга!
— Эй, «полиц»! Где тропа Вольтера, гнездо номер сто восемь?
— Почистите ваши прекрасные сандалии!
— Палицы!
— Лучшие наконечники для стрел!
Врывается возбужденная группа бородачей с дубинками охотников.
Голоса:
— Собака… Появилась собака.
— Охотники, вот следы. По пятам.
Приподнятый диск сцены вращается с неимоверной быстротой. На нем за маленькой собачкой гонится стая охотников, мелькают дубинки, стрелы, копья. Охотничья пантомима… Несутся, развеваясь на ветру, шкуры, поднятые руки с копьями… Охотники все ближе к собаке…
Стая исчезает.
На авансцене появляются «львицы кочевья» — женщины, чьи вырезанные шкуры говорят об изысканности, чьи громадные серьги, бубенчики, запястья говорят о богатстве.
Дамы высшего света кочевья мило болтают между собой.
Первая. Имея такой зад, как у мадам Ганц, разве можно носить светлую шкуру со складками!..
Вторая. Ах, какие прекрасные волосы на груди у этого брюнета!..
Третья. Эльга! Идем сегодня на единоборство на палицах? У меня скала бенуара.
Первая. Какая жара. Уже скоро кочевники уйдут на пляж, а у меня нет туалетов.
Вторая. Вы знаете, на Этланд-пляж только месяц ходьбы пешком.
Четвертая. Мой Гарри два месяца долбил бревно; сделал челнок. Мы назвали его яхта «Мари». Спустимся в низовья Мейна.
Третья. Ах, спасайтесь!
На улице паника. Гремя ударами дубин, прыгая со скалы на скалу, гонятся два полицейских за человеком, одетым в штаны XX века.
Голоса:
— Держите!
— Стукни дубиной по ногам!
Человек в штанах, как кошка, прыгает на дерево. Его быстро стаскивают за ноги. Из-за скалы, в длинной шкуре-плаще выпрыгивает зловещий психолог Шюсс.
Шюсс. А!.. Я настиг тебя, последний еретик. Последний носитель дьявольской одежды… Сдерите с него штаны! В костер! В огонь их!.. Стойте, что у него а руках?.. О, ужас, не троньте!.. Отшатнитесь в сторону!.. У него припрятана… книга!.. А… ты долго ее прятал! Какая мерзость. Мопассан. Предать огню эту нечисть. А его в пещеру. И шкуру, шкуру — надеть!
Еретика утаскивают.
Шюсс величественно подходит к стоящему на перекрестке полицейскому.
Шюсс. А-уэ-мары-ку-лу… ку-лу?
Полицейский (сердито). Что?
Шюсс. А-уэ?
Полицейский. Я не понимаю.
Шюсс (ударяя его дубинкой по голове). Не понимаешь? Я член тайного совета! Так ты выполняешь: приказ повелителя — разговаривать только на языке счастливого каменного века?!
Полицейский. Пощадите… Я еще не успел изучить… (Пыжится.) Хала-ма-ау-ау! Ой, не могу!..
Шюсс. Говори! Ао-уэ — аоуэ.
Полицейский. Уэ-уэ-ао-ао!
Чистильщик сандалий, прохожие, посетители ресторана, трусливо глядя на возвышающуюся на скале фигуру Шюсса, начинают говорить на этом языке. Улица кочевья наполняется диким воем, звериным говором.