— И что ты носом крутишь, пап? — хихикает она. — Вон та, которая в синем, с глазками какающего котика, была ничего. Жалобная такая. Мне прям захотелось мачеху!
— Зачем?
— А я бы её по головке гладила и приговаривала: «Не плачь, он не такой страшный, как выглядит! А что храпит, так я тебе свои беруши подарю…»
— Вот ты язва, — качаю головой я.
— Брак с леди Портилией укрепил бы ваши позиции при дворе, мой паладин, — подливает масла в огонь юмора принцесса. — Герцог Винтерский весьма влиятелен, хотя финансовые дела его рода не так хороши, как ранее. Он очень рассчитывал поправить их этим союзом. Вы оскорбили его отказом, получив сильного врага, а его племянница была бы счастлива выйти замуж хоть за дворцового трубочиста. Герцог обладает весьма скверным характером.
— Вот видишь, пап, — укоризненно подхватывает Нагма, — мог бы осчастливить эту леди Портянку…
— Портилию, — поправляет её Катрин, — она не очень умная, но добрая девушка.
— Тем более! — воодушевляется дочь. — Я бы её читать учила, воспитывала…
— Давай лучше хомячка тебе заведём, — вздыхаю я. — Тоже глазки трогательные, а ест меньше.
Катрин — просто кладезь сведений о высшем свете и может часами рассказывать о кандидатках и их родителях, Нагма этим пользуется и меня троллит. В конце концов мне это надоедает:
— А что это мы только мои брачные перспективы обсуждаем? Вот, например, тот юноша бледный со взором горящим и носом как у неудачно спикировавшего дятла. Почему бы мне не выдать тебя за него? Как там его бишь?
— Младший граф Леник? — тут же вспоминает принцесса. — Да, неплохая партия. Правда, про него ходят слухи, что он мужеложец, но это, возможно, и к лучшему — не будет против, если дети родятся от твоего паладина…
— Фу, Кать! — возмущается Нагма. — Фу и бе! Слышать об этом не хочу! Какая гадость! Прекратите это обсуждать немедленно! Кстати, никакого паладина у меня нет!
— А почему? — удивилась Катрин. — Разве не надо, чтобы тебя кто-то любил?
— Меня папа любит! Мне достаточно!
— А кстати, пап, — спросила дочь тем натужно-непринуждённым тоном, которым она задаёт вопросы, которые ей почему-то важны, но не хочется в этом признаваться. — А почему ты не женишься снова?
— На Леди Портянке? — смеюсь я.
— Нет, вообще. Ты же ещё не очень старый.
— А зачем, колбаса?
— Ну… Не знаю… Тебе не одиноко?
— Нет, у меня есть ты.
— Агась, — соглашается она, — я есть. И пить. И валяться.
Она повалилась на мою кровать и застонала:
— Аллах милосердный, какие эти платья всё же неудобные… Не, пап, я не об этом.
— А о чём?
— Ну вот я вырасту. Совсем-совсем нескоро, но может выйти так, что у меня начнётся своя собственная отдельная жизнь.
— Однажды это непременно случится, — кивнул я.
— Ты будешь без меня грустить?
— Немного. Но тут ничего не поделаешь, дети вырастают. Ты — деть. Ты — вырастешь. Но это, знаешь, хорошая грусть. Когда немного грустишь, но больше радуешься.
— Чему?
— Что вот теперь есть на свете такой прекрасный взрослый человек, и ты к этому немного причастен.
— Агась, — задумалась дочь. — Наверное. Но неужели тебе не хочется… Ну, не знаю… Любви? Не, я тебя люблю ужас как, не подумай. Но это не считается.
— У меня уже есть дама сердца, — засмеялся я. — Принцесса Катрин. У нас обеты, всё строго.
— Она тебя, кстати, реально любит, ты в курсе? — спросила Нагма.
— В смысле?
— В смысле для неё это важно, а не просто так. Я раньше думала, это игра такая, но она выросла и всё равно…
— Это не любовь, колбаса. Это наложение первоначального импринтинга на хронический дефицит душевного тепла. Катрин — очень сильно недолюбленный ребёнок. Родители и в детстве-то уделяли ей мало времени, а с тех пор, как мать погибла, она выгрызает себе крошечки отцовского внимания чуть ли не зубами. От сверстников она надёжно отделена своим положением, даже влюбиться не в кого. На этом фоне выдуманный паладин даёт хоть какое-то замещение. Я тут постольку поскольку.
— И как ты к этому относишься?
— Мне несложно. Один поцелуй в пять лет. Кто угодно справится.
— Но мы же не готовы! — переживаю я.
— К войне нельзя быть готовым, — отвечает назидательно генерал Корц. — Она всегда начинается раньше, чем нужно. Для обеих сторон.
Нельзя сказать, что мы не старались. Фред с Корцем крутились как проклятые, переводя мануфактуры на военные рельсы, Джулиана готовила общество к мобилизации, разогревая его патриотизм. Дороги строились, мундиры шились, пушки производились, порох везли обозами, но, когда посол Багратии, поклонившись, вручил Перидору ноту объявления войны, мне всё ещё казалось, что у нас конь не валялся.