Мировая экономическая система строилась именно по монополистическим законам, а происходящая в «ядре» острейшая борьба была конкурентной борьбой не столько за равный доступ, сколько именно за монопольный контроль над мировыми рынками, т. е. за раздел и передел сфер монопольного влияния.
Первоначально, в XVI–XVIII веках, это выражалось в борьбе за контроль над морскими коммуникациями и наиболее выгодными прибрежными торговыми пунктами в странах Востока и Нового Света, через которые шел интенсивный товарообмен с Европой. Затем, начиная с первой четверти XIX века, когда в Европе произошла «промышленная революция», началась ожесточенная борьба за продвижение дешевых европейских товаров на восточные рынки. Наконец, в последней трети XIX века страны «ядра» повели борьбу за окончательный раздел мира, коль скоро речь идет не только о рынках сбыта готовой продукции, но и об объектах экспорта капитала, т. е. объектах инвестиций.
Важнейшим инструментом в борьбе за мировое господство остается государство и его институты. Именно западноевропейское национальное государство, с начала Нового времени (т. е. эпохи функционирования мировой экономической системы) выражающее интересы торгово-предпринимательских кругов, сыграло решающую роль в процессе периферизации всего мира и создания различных уровней оплаты труда и уровня потребления, соответствующих трем основным зонам.
Наличие в «ядре» азиатской Японии, которая начала свое «восхождение» в последней трети XIX века, свидетельствует о том, что отношения между ядром и периферией не сводятся к антитезе «Запад-Восток» и «столкновению цивилизаций».
В то же время «освобождение» стран Азии, Африки и Латинской Америки от политической колониальной зависимости ничего принципиального в мировой экономической системе не изменило.
Силовое принуждение было необходимо для понижения статуса побежденного государства и включения жертвы экспансии в мировую экономическую систему в качестве источника сырья, рынка сбыта и объекта инвестиций.
К XXI веку, когда большинство стран периферии уже устойчиво функционировали в качестве таковых, потребность в силовом принуждении значительно сократилась вместе с расходами на эти акции, хотя далеко не «отпала», как полагают многие. Непосредственное военное принуждение, хотя и в новых формах, снижающих масштабы постоянного военного присутствия в странах периферии, сохранилось и будет сохраняться в обозримом будущем, на что указывают прецеденты Ирака, Афганистана, Ливии и др.
Весьма немалые финансовые и социальные издержки управления колониями с их примитивным материальным производством, не окупающим содержание колониальных администраций и силовых структур, уже после войны привели к распаду (а по ряду обоснованных мнений – к демонтажу сверху) крупнейших колониальных империй Европы и переводу бывших колоний в неоколониальный режим эксплуатации. Характерно, что после войны Великобритания сама предоставила сначала частичную автономию, а потом и номинальную политическую независимость своим колониям и протекторатам, тем самым переложив издержки управления и моральную ответственность за низкий уровень жизни населения с метрополии на администрации новых государств.
Таким образом, смена колониальной зависимости на неоколониальную оказалась не «освобождением», а одной из форм повышения доходности капитала путем «национализации издержек» (возложенных на правительства новых государств периферии) в сочетании с «приватизацией доходов» от наиболее рентабельных предприятий, оставшихся в собственности капитала стран «ядра».
Одновременно «деколонизация» стран мировой периферии, уложившаяся в исторически краткий срок с конца Второй мировой войны до середины 60-х годов, снизила политические противоречия между странами капиталистического «ядра» (вызвавших две мировых войны между державами «ядра»), предоставив капиталу равный доступ к рынкам бывших колоний.
Парадоксально, но именно деколонизация, снизив политические противоречия между странами «ядра», боровшихся за монопольный доступ к ресурсам и рынкам колоний, включенных в экономику метрополий, позволила им политически сблизиться (НАТО, ЕС, «семерка» и др.), сосредоточив силы на победе в «холодной войне» и сверх того – ускорить экономическую глобализацию.
Очевидно, что обретение номинальной независимости, т. е. изменение международно-правового статуса, той или иной территории в принципе не способно автоматически изменить ее положение в мировой экономической вертикали.
Сложившаяся глобальная система экономических элит, все более независимая от национальных правительств, удерживает ряд стран и элитных групп на периферии в положении вечных должников, что позволяет другим группам находиться в составе «ядра», повышая свой жизненный уровень за счет ресурсов периферии.