Я, оставив войну на генералов (увы, среди них никто даже близко не Корц), мотался по съёживающейся с запада стране, пытаясь восстановить производство, логистику, поставки, пресечь саботаж и диверсии, развеять панику и пораженческие настроения, восстановить командные цепочки и ввести чрезвычайное управление. Глядя на себя в зеркало, уже плохо понимал, чем отличаюсь от «дланника» — собственноручно пустить пулю в лоб какому-нибудь уроду, решившему зажать продовольствие и взвинтить цены, мне теперь как высморкаться.
Репутация графа Морикарского как гениального полководца окончательно накрылась багровой шляпой, а новая, чертовски зловещая, мне не особо по душе. «Палач Императрицы» зовут меня за глаза. Но есть в этом и плюсы — часто одной вести о приезде графа достаточно, чтобы народ забегал, засуетился и вообще вспомнил страх божий. Шаг за шагом я перезапустил производство, восстановил поставки снарядов, привёл в порядок остатки артиллерии. Появились новые склады, пошло новое оружие, разбитая, но не уничтоженная армия оправилась от шока поражения, упёрлась на новых рубежах и начала выдавливать багратийцев обратно к западу. Длинное плечо снабжения войск, лютая партизанщина в тылах и подорванная военным сверхусилием экономика не дали им закрепить достигнутый результат, и фронт постепенно покатился обратно. Обе стороны несли огромные потери (мы — больше), выдаивая до донышка человеческий и материальный ресурс, но мы наступали, а они отступали.
Я уже начал надеяться, что додавим противника до старых границ, а там, чем чёрт не шутит, и дальше пойдём, но в конце лета Киндур напал на Нарнию. Не так, как обычно, а всерьёз, накопив немалую силу в колонии и двинув многотысячный корпус по суше, вдоль берега. Порток запросил помощи, и нам пришлось не только вернуть ему команчей, но и снимать с фронта линейные части вместе с приданной им артиллерией. Потерять Кэр-Паравэль мы себе позволить не могли, потому что это значило потерю Нарнии, которая практически из него одного на тот момент и состояла.
Нарнию мы отстояли — без особых сражений, просто продемонстрировав готовность и возможность её защитить. Киндурцы так себе вояки.
Взамен мы потеряли Каланию.
* * *
Скорее всего, так и было задумано — Багратия вынудила Киндур напасть на Портка, понимая, что мы его не бросим, и даже не рассчитывала там на победу. Своей цели они добились иначе. Сняв с напряжённого фронта крайне нужные там части, мы потеряли кучу времени, скатав их на Юг и обратно. Началась осенняя распутица, которая теперь играла против нас, а там и зима, которая выдалась на редкость холодной и снежной.
К Новому году, который тут отмечается ровно посередине зимы, Меровия с Багратией заключили перемирие «по фактической линии границы».
Этой границей стал рубеж между Меровией и Каланией, исполнившей вековую мечту — стать отдельной страной. Воцарился там угадайте кто? Правильно — ЕИВ Джерис, взявший себе составной титул «Императора Меровийского и короля Каланийского». То есть от претензий на Катькин престол эта усатая жопа тоже не отказалась, но пока была готова удовольствоваться тем, что дают.
Фактически Калания стала провинцией Багратии, ровно ничего на том не выиграв и даже проиграв. Меровия относилась к ней, как к своей территории, вкладывая деньги и ресурсы в инфрастуктуру — дороги, школы, училища, больницы, заводы. Для Багратии это «недоколония» — захваченная территория, с которой даже взять-то толком нечего. Все заводы немедля закрыли, оборудование вывезли в метрополию, крестьян вернули лендлордам и сказали «пахать отсюда и до смерти», потому что теперь, кроме лендлорда, надо кормить и багратийскую армию, которая, разумеется, и не думала никуда уходить с территории «свободной Калании». Впрочем, местная аристократия была счастлива — им казалось, что вернулись старые добрые времена, которые так жестоко порушил в Меровии граф Морикарский. Их не смущало, что багратийские элиты их держат за третий сорт, они упивались своей «независимостью», даже если она означает отсутствие дешёвых меровийских товаров. В общем, вместо чая и какавы с сахаром каланийские бароны снова заваривали сено с отеческих лугов, питались чуть лучше своих крестьян, но зато с гордостью достали из сундуков побитые молью дедовы камзолы в национальных цветах.
* * *