— Ты рассказывал, что в Америке живет твоя тетка. Так поезжай к ней!
Это даже не приходило ему в голову, он начисто забыл свою тетку Раю Дузман. В Америку — чего же лучше! Леонид написал тетке письмо, коряво объясняя, что хочет приехать, и, получив ответ, каким-то образом сумел нелегально пробраться в Нью — Йорк с сыном. Из аэропорта Кеннеди Рае позвонили, чтобы она приехала и поручилась за него. Рая испугалась появления малознакомого племянника — что с ним делать? — но поехала и забрала его.
Жизнь богатой тетки поразила его: вот это житуха! Правильно он сделал, что приехал в Америку.
Давид раньше вообще не слышал о существовании этого родственника, быстро распознал его никчемность и отмахнулся от забот о нежеланном госте со словами:
— Это твой родственник. Делай, что хочешь, и не вовлекай меня. Я занят работой.
Пришлось Рае помогать обустройству Леонида, чтобы его не выслали обратно. Дело это было непростое. Она поехала на Брайтон, пришла в синагогу, дала раввину 200 долларов на храм и получила совет: «Пусть говорит, что он сбежал от преследований как верующий еврей. В это поверят».
Евреи из бывших советских республик уезжали тысячами, и подобные истории уже случались. Рая научила Леонида, как соврать иммиграционным властям про то, что его жену убили, что ему тоже грозила смерть и потому пришлось бежать. На этом основании он просил политического убежища. Леонид затвердил все это по — русски, но английского он не знал, Рая возила его на собеседования и переводила везде эту историю.
Через три месяца ему дали разрешение на проживание и на работу. Рая отдала ему свою старую машину, помогла снять квартиру, заплатила за нее, устроила его сына в школу и сказала Давиду:
— Надо дать Лене какую-то работу.
— Какую? Он же почти слабоумный и не знает английского. Что он может делать?
— Но он мой племянник и предан мне, он сделает все, что я ему скажу. Мужик он сильный, может таскать грузы.
Давид взял его ассистентом в один из своих проектов. Безвольный и легко внушаемый, Леонид был всем обязан Рае и впал от нее в полную зависимость. А властолюбивая Рая все больше командовала и вызывала этим недовольство Давида, отношения между ними накалялись. В конце концов она заподозрила, что он продолжает связь с «той девкой», и установила «жучок» в его кабинете — подслушивать разговоры. И скоро выяснилось, что «та» приезжает из Израиля и Давид собирается развестись с Раей и жениться на ней. Да как он смеет?! Она жертвовала для него жизнью! Если бы не она, он до сих пор сидел бы в Кишиневе или даже в лагере! Неужели ей суждено пережить такой постыдный поворот судьбы? Отказаться от всего? Неужели все, все пропало? Рая впала в панику.
Единственный, с кем она могла говорить об этом, был Леонид. И она заговорила:
— Слушай, Давид завел в Израиле любовницу и хочет разойтись со мной и жениться на другой. Имей в виду, если мы разойдемся, нашу фирму закроют, ты останешься без работы, без средств и никуда больше не устроишься.
Леонид ничего пока не понимал, но заволновался:
— Неужели это так серьезно? Что же делать?
Ответа на это у Раи пока не было.
28. Новые струи
Один человек в Нью — Йорке особенно пристально следил за процессом распада Советского Союза — Израиль Глик, которого все звали Зика, хозяин популярного супермаркета «Зика» на Бродвее. Зика был уроженцем Риги, эмигрировал оттуда в начале 70–х и всегда лелеял заветную мечту — вернуться в свой город, как только Латвия освободится от русской оккупации.
И вот 21 августа 1991 года Латвия приняла конституционный закон о государственном статусе, и Россия признала независимость Латвии. Для Зики это был великий праздник.
— Мы возвращаемся в Ригу, — радостно сказал он Лене и в тот же день позвонил Алеше с Лилей: — Приходите вечером праздновать с нами освобождение Латвии.
Лена испекла свой традиционный торт, и они весь вечер обсуждали новость. Зика был в приподнятом настроении, много говорил, вспоминал:
— Да, наконец мы с Леночкой возвратимся домой. Америка нас приняла хорошо, но все эти годы мы тосковали по красавице Риге. Верно говорят: как в гостях ни хорошо, а дома лучше. С самого первого дня русской оккупации я верил, что когда-нибудь наступит освобождение моей страны.