— Измерь мне, пожалуйста, кровяное давление.
Оказалось 160/90 — повышенное. Пришлось идти к терапевту и принимать таблетки. Лиля расстроилась: сколько еще она сможет продолжать эту нагрузку при таком давлении? Так она однажды свалится прямо в операционной от кровоизлияния в мозг или инфаркта, а то и совсем…
От усталости и от мыслей о здоровье нарастала подавленность, пропадал прежний энтузиазм. А хирург в работе, как актер на сцене, обязан быть в форме, ему нельзя расслабляться.
В Америке пенсионный возраст для мужчин и для женщин одинаковый — 65 лет. Для нее это скоро, но…
Алеша видел, что она на чем-то сосредоточена. Муж и жена — одна сатана: ему нетрудно было догадаться, о чем она думает — самому уже было 66. И он твердо сказал:
— Мы оба должны заканчивать работать.
— Я постоянно думаю об этом и все-таки хотела бы поработать еще полтора года — до 65. Мы оба будем senior citizens, почтенными пожилыми людьми, и когда станем болеть, нам будет нужна страховка, а ее дают в 65…
— Хорошо, только обещай, что ты сократишь нагрузку.
Пришлось делать то, что никогда ей не удавалось, — ограничивать свое рабочее время. Изабелла видела, что происходит с Лилей, но ее одолевали телефонные звонки больных.
— Все звонят и требуют вас. Что им говорить?
— Постарайтесь вежливо объяснить, что я тоже человек и имею предел сил.
— Они этого не понимают, им надо — и все.
— И все-таки записывайте на прием не больше десяти человек.
Не одна Лиля уставала. Она заметила, что Френкель тоже начал сдавать. Ему уже было 70. Тот Френкель, который был для нее образцом американской выдержки, теперь все чаще клевал носом на утренних конференциях резидентов и делал все меньше операций. Авторитет еще помогал ему держаться, но многие доктора уже ждали его ухода и распространяли разные слухи.
Так прошло полгода. Надо было объявить ему, что через год она уйдет. Лиля шла в его кабинет со смешанными чувствами: восемь лет назад он предложил ей работу, она была непомерно счастлива — это открыло перед ней двери высшего эшелона американской медицины, у нее случился успех, блестящая карьера, хороший заработок. Теперь она шла отказываться от всего этого. Это могло показаться ему неблагодарностью.
— А, Лиля, заходи! Что нового?
— Виктор, я решила через год уйти в отставку.
— Ты что — заболела?
— Нет, я здорова, но устаю все больше. Мы с Алешей решили, что нам надо пожить для себя. Я вам очень благодарна за все, все эти годы я была очень счастлива работать с вами.
— Это я должен благодарить тебя за помощь. Наша совместная работа была моим лучшим периодом. Мне будет не хватать тебя. И у нас нет русскоговорящих докторов, чтобы заменить тебя.
— Пока не найдете замену, я могу консультировать, а операции будут делать другие.
— Да, надо подумать, кто? — Он смотрел на нее, но она сама не знала, кто будут эти «другие».
Подходить к концу пути всегда непросто. Опять, как когда она увольнялась с работы в Москве, Лиля переживала, что перестанет быть нужной людям, перестанет ощущать привычное и любимое чувство. У нее не будет больше операций, не будет больных, не будет конференций и учеников. Что они с Алешей станут делать? Он, конечно, будет заканчивать свой роман. А она? В Америке нет традиций «бабушек», посвящающих себя заботам о внуках, да она и не могла (да и не хотела) вмешиваться в жизнь Барбары. Значит — будет скучная жизнь?..
Еще одно беспокоило Лилю: специалистов по илизаровским операциям было мало; смогут ли ее молодые помощники делать все так, как делала она?
Алеша видел ее огорчение и однажды прочитал ей стихи Тютчева:
— Алешка, я не страдаю «сварливым старческим задором», — смеялась Лиля. — Мне просто нужно найти себе замену.