«Кашерностъ — чистота».
Объяснение предписаний кашрута с точки зрения гигиены
В «Учителе заблудших» Маймонид почти во всех случаях объясняет предписания кашрута двумя основными причинами: здоровье и отмена языческих суеверий. Поразительно, что его рассуждения о запрещении пить кровь предвосхищают концепцию «Золотого кувшина» о магии язычников, вызванной сочувствием. Я думаю, что он былпервым, кто четко отметил важность законов Торы в борьбе с шаманством. Он цитирует два мнения Талмуда по этому вопросу. Первое мнение состоит в том, что можно установить рациональную основу этих законов. Второе основывается на их формальной символике как актов веры, посвящения и солидарности. Принимая за основу в большинстве своих рассуждении о предписаниях кашрута второе мнение, я не претендую (это было бы абсурдом) на дискуссию с Маймонидом. Я с готовностью признаю санитарные и гигиенические мотивы. Современная медицина ушла гораздо дальше, чем сам Маймонид, в обосновании его взглядов. Мы знаем, что смешение молочных и мясных продуктов представляет собой чуть ли не лабораторно идеальные условия для размножения бактерий, хотя в некоторых национальных кухнях такое смешение расценивается как деликатес. Известно, что приготовление и хранение таких деликатесов связано с особыми предосторожностями, во избежание отравления пищи. Мы также знаем, что блюда, приготовленные с кровью, не менее опасны. Мясо краба или омара серьезно соперничает с цыпленком в сметане в образовании птомаина (трупного яда). Только сейчас мы осознаем опасность насыщенных жиров, прототипом которых является нутряное сало. Относительная несваримость свинины в наше время научно обоснована. Маймонид пришел к аналогичному заключению эмпирическим путем.
Но хотя все это верно, я не могу не заметить, что для современного мышления все это кажется второстепенным. Маймонид был врачом и жил в те времена, когда нечистоплотность и чума были универсальными явлениями. Сравнивая аккуратность и строгую селективность еврейского рациона с запущенной и безразличной к грязи кухней, которую ему приходилось видеть кругом, он считал этот аспект законов Торы главным ключом к их пониманию.
Сегодня цивилизованные страны более или менее переняли элементарные санитарные правила еврейской кухни, хотя большинство неевреев едят кашерную птицу и мясные деликатесы еврейской кухни из-за полной уверенности в свежести продуктов и надежного надзора за их приготовлением.
Возрождение еврейской общины в индустриальном обществе, с его навязчивой тенденцией к конформизму, составляет основную проблему еврейства. В наши дни можно непосредственно наблюдать действие законов и предписаний как средств идентификации и дисциплины. Разные эпохи излучают разный свет. Обе талмудические точки зрения оказались справедливыми. В любом случае нарушение этих законов означает отключение одной из главных движущих сил иудаизма без какого-либо рационального мотива. Конечно, иногда соблюдение этих законов сопряжено с неудобствами, но вряд ли это большие неудобства, чем, скажем, неудобства, связанные с уплатой федерального подоходного налога. Человек выполняет некую обязанность для сохранения того, что представляется ему важным.
Тяжесть лишений, с которыми сопряжено соблюдение законов, почти полностью зависит от самонастроя. Роскошный стол можно накрыть и соблюдая еврейские законы, что известно каждому религиозному еврею.
Что касается вариаций в мелких деталях кашрута, то они практически бесконечны. Разрешения и запреты на такие детали меняются от раввина к раввину, хотя каждый, кто соблюдает Моисеев Закон, придерживается основных предписаний.
Мой рабби, крайне строгий учитель, однажды заметил, что наряду с основными предписаниями щепетильность в отношении мелочей отражает религиозное настроение. Мой дед считал для себя нормальным и предпочтительным отказываться от говядины на протяжении тридцати лет, чем есть мясо животного, при убое которого он не присутствовал лично. Однако мне он разрешал есть такое мясо. У нас были разные религиозные настроения. Читатель может судить сам — согласно религиозному настроению, которое он привносит в этот вопрос, — насколько мой дед был «превосходным», «экстравагантным», «благородным», «фантастическим».