Она изучала социологию и была напичкана такими терминами, как аномия, единонаправленность, аккультурация, историософия и тому подобными словами, способными вывихнуть человеку челюсть, но она употребляла их с атлетической легкостью. Из ее слов явствовало, что иудаизм сводится к ритуализму, а ритуализм — это конформизм, то есть соглашательство, а в нем-то — самое великое зло. К тому времени я уже достаточно много слышал о конформизме; девушка убеждала меня в том, что конформизм, в конце концов, лишает нас сомнений и поэтому является самым большим проклятием. Я рад, что разговор принял такое направление. Склонность к конформизму — очень реальное зло американской культуры, зло, ростки которого различил еще в прошлом веке Алексис де Токвиль и которое расцвело пышным цветом в наши дни. Конформизм представляет, может быть, самую большую угрозу сохранению евреев как народа в Соединенных Штатах.
Любопытно, что моя очаровательная просветительница, произносившая свою обличительную речь против конформизма, была одета строго, как епископ. Говорила она на жаргоне современных подростков, отточенном и заученном, как литания. Ее жесты, ее прическа, даже то, как у нее были накрашены губы и подведены брови, — все это полностью соответствовало моде. Ее родители, слушавшие ее с нескрываемым чувством гордости за дочь, были добродушные пожилые люди, вся жизнь которых протекала в железном следовании нормам, принятым у людей их круга, и с восхода до заката управлялась непререкаемыми правилами ритуала, которому подчиняется их класс общества.
Может быть, я слишком мелко плаваю? (Подумаешь, какие-то милые обыватели и бойкая недоучившаяся студентка!) Однако в высокоинтеллектуальных кругах мы сталкиваемся с тем же явлением. Я не раз слышал, как ученые и литераторы, люди строго критического склада ума, объясняли, что не могут принять религию из-за ее конформизма. Однако и эти люди были одеты и причесаны именно так, как одевается и причесывается большинство их коллег. Я разговаривал с такими людьми, ходил к ним в гости, выпивал с ними, — и я видел, что их идеи, их жесты, книги у них на полках, пластинки у них в дискотеках, пища и спиртные напитки у них на столе — все это столь же одинаково и стандартизовано, как и у евреев, скрупулезно соблюдающих все предписания своей религии. Если вы хотите увидеть самых твердокаменных и яростных ритуалистов нашего времени, побывайте у молодых нонконформистов в Гринвич-Вилледж в Нью-Йорке — они настолько похожи друг на друга по своим прическам, одежде, беседам и конвульсивной манере танцевать, что представляются какими-то современными дервишами.
Но все это неизбежно. В этом нет ничего дурного. Не может человеческая жизнь быть совершенно бесформенной. Единственные настоящие нонконформисты — это обитатели сумасшедших домов; единственные действительно свободные от общества души — это мертвецы. Мы живем в согласии с установленными нормами, мы идем вперед вместе с другими людьми. Мы не можем двинуть ни рукой, ни ногой, не придавая этим жестам значения, понятного другим людям, независимо от того, кто мы попрофессии и каково наше положение в обществе. И пока мы живем, мы все носим форму. Конформизм становится злом тогда, когда он искажает, сглаживает и уничтожает плодотворные начинания, полезные идеи, естественные индивидуальности; конформизм становится злом, когда он превращается в паровой каток. Однако человек не может не быть частью окружающего его общества, разве что он сбрасывает одежду и отправляется жить в пещеру, чтобы уже никогда больше не вернуться назад к людям.
Разумный человек мыслит, дабы найти правильный путь в жизни и идти по этому пути невзирая на то, идут ли по этому пути многие или немногие люди. Если еврей хочет жить в соответствии с требованиями своей религии и сделать ее частью своей жизни, он поступает вполне разумно. В таком-то обществе — особенно в наши дни — он может показаться невероятнейшим чудаком и нонконформистом; однако и это все меняется, да к тому же, какое это имеет значение? Значение имеет то, живет ли человек достойно, честно и мужественно, то есть так, чтобы сделать честь своим принципам и своему разуму.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
НЕМНОГО О ЗАПОВЕДЯХ
Глава третья
ВЕРА
Бездействующие ныне законы
Энциклопедией иудаизма может служить Вавилонский Талмуд, который состоит из двенадцати внушительных томов, охватывающих почти все сферы человеческой жизни и деятельности. Некоторые своды законов, представляющие собой всего лишь извлечения из Талмуда, такие, как «Мишнэ Тора» Маймонида или «Шулхан арух» Иосифа Каро, — это тоже многотомные издания. Изучению их многие ученые посвящают всю жизнь. Разумеется, мы не смеем даже мечтать о том, чтобы в нашей книге охватить предмет в таком объеме.