Эзра-Гасофер систематизировал в эпоху второго Храма Моисеев Закон и заложил основу религиозного и морального права. Перу Эзры принадлежит также ряд апокрифических трудов.
Отталкиваясь от этой предпосылки, Вельхаузен воздвигает новый эволюционистский взгляд на историю Израиля. Не было апокалипсиса на горе Синай. Моисей не был провозгласителем веры. Еврейская религия выросла из грубого антропоморфного политеизма. Моисей, если он существовал вообще, считал себя приверженцем местного бога грома или бога гор, возможно, реально существовавшего священного камня: «Он твердыня… праведны пути Его». Со временем, в Канаане, пророки трансформировали этот культ в более утонченную веру; но все их старания были безнадежно сведены на нет и извращены фальсификаторами.
Развивая эту новаторскую точку зрения, Вельхаузен опубликовал в 1875 году свое «Введение в историю древнего Израиля», панорамный труд, занимающий почти пятьсот страниц петита и включающий около пяти тысяч ссылок на текст Ветхого Завета. Он подверг подробному анализу все еврейские Священные Писания от первого слова Бытия до последнего слова Второзакония, излагая свои тезисы в форме главы и стиха Библии. Для целого поколения, если не больше, «Введение» представляло дисциплину, которая именовалась впоследствии «Критика Библии».
Я прочел «Введение» Вельхаузена и проверил в Ветхом Завете на иврите все ссылки, вполне возможно, что я буду последним человеком на земле, который когда-либо совершал подобную работу. Книга Вельхаузена стала музейным экспонатом, и даже от молодых исследователей Библии не требуется в наше время ее анализа. Но я считаю, что такая работа входит в мою обязанность перед читателем этой книги. Это необходимо для общей постановки вопроса. Я попытаюсь описать «Введение», которое было в свое время библией для неверующих.
Вельхаузен начинает с объявления величественной темы своего труда: фальсификаторы-священнослужители, несуществовавшая скиния, дутая доктрина б-гослужения. Затем он приступает к своей основной задаче: пересказ Библии по Вельхаузену. Метод Вельхаузена прост, но разработка им деталей этого метода — грандиозна. Любой отрывок Священного Писания, подтверждающий его тезис, или по крайней мере не противоречащий ему, аутентичен. Если же текст ему противоречит — стихи поддельны. Он обрушивается с резкой критикой на каждый стих, который не подтверждает его точку зрения. Он постоянно демонстрирует то грамматически неправильно построенное предложение, то внутреннюю непоследовательность, то грубый словарь, то отрывочность вместо последовательной истории. Нет такого отрывка, который он не смог бы оправдать или уничтожить. Если для этого ему необходимо просто изменить значение слова на иврите — он делает и это. Это называется «конъюнктурной правкой текста».
Начиная свою игру, Вельхаузен, отдает себе отчет в том, что ему не удастся обойти молчанием один навязчивый вопрос: как это сотни и сотни библейских стихов опровергают его теорию простыми словами? Вельхаузен отвечает на этот вызов Библии при помощи гипотетического образа Резонера-фальсификатора, своеобразного мастера подделки. Предвидя на двадцать три века вперед, этот человек (или эти люди) явно предвосхитил теорию Вельхаузена и внимательно просмотрел весь текст Священных Писаний, включив в них отрывки, призванные опровергнуть будущую теорию!
С изобретением Резонера-фальсификатора Вельхаузен одним махом расправился со всеми трудностями. Как инструмент противоречивой логики этот образ просто великолепен. Те разделы Библии, которые противоречат Вельхаузену, не просто лишаются своей подлинности, а становятся аргументами в его же пользу. Автор естественно не называет своего Резонера по имени. Он даже не персонифицирует его как одно лицо, а просто призывает его время от времени исполнить свой долг. Когда все остальное — грамматика, последовательность, вариации Имени Б-га или просто откровенная фальсификация значений слов в иврите — не помогает, Резонер приходит на помощь.
Странное привидение в одеянии священнослужителя действительно является ключом ко всему «Введению». Когда историк находит в веками сохранявшемся тексте десятки и сотни стихов, прямо противоречащих его излюбленной теории, и приходит к заключению, что такое положение вещей доказывает существование невидимой руки фальсификатора-провидца, — создается впечатление, что труд историка пересекает красную черту между серьезным историческим опусом и произведением изящной словесности, построенном на последовательной фантазии.