— Я скучаю по Талии, — неожиданно выдал Перси, будто бы прочел мысли девушки.
— Я тоже, — вслух призналась она. – Ну, думаю, с ней все в полном порядке. Наверняка сейчас сидит в окружении Охотниц, веселится. Это же Талия.
Ох, словами не передать, как же Аннабет скучала по ней. Их последняя встреча была чем-то совершенно сумбурным. Талия тогда сказала Перси что-то вроде того, что он наконец-то ее перерос. И из-за того, что Аннабет расхохоталась с этой шутки, Перси на нее потом неделю дулся.
Маленькая пластмассовая лошадка на черной атласной ленте. Пегасы… Перси их всегда любил, особенно Пирата. Полностью черный, без единого светлого пятнышка, любит пончики, насколько помнила Аннабет. Ее всегда забавляли рассказы Перси про то, как этот пегас любит называть его «боссом», а еще больше — смущенная улыбка парня, которому даже нравится это, хоть он этого и никогда не признает.
Лошадка заняла свое место чуть ниже стеклянного полупрозрачного шара бардового цвета. Бардового, как камни, на которых падал свет из Флегетона — огненной реки Тартара. Аннабет вздрогнула: для нее всегда было тяжело вспоминать об этом. Раскаленный воздух, безжизненная земля, сталактиты и сталагмиты, торчащие ото всюду, «пузыри» с перерождающимися монстрами, ужас и страх перед неизбежной смертью… Чудо, что они выжили. Но ей он до сих пор снился в кошмарах, из-за которых она вскакивала посреди ночи со сбитым дыханием и в холодном поту.
— Аннабет, — окликнул ее Перси, тепло улыбнувшись, будто почувствовал неладное и хотел сказать, что все хорошо, это в прошлом.
Она улыбнулась ему в ответ самой искренней улыбкой, которая только могла быть.
Деревянная морская звезда, выкрашенная персикового цвета краской. Аннабет вздохнула. Все, что напоминало ей о море, напоминало и о Перси. О том, как она мучилась, пока искала его, когда тот пропал почти на год. О том, как не находила себе места, разрывая в клочья все бумаги, на которых она писала самые разнообразные планы выслеживания своего парня. О кошмарах, не дававших ей уснуть в ту пору. Об угнетающем чувстве, сдавливающем ей грудную клетку и мешающем дышать. О временами накатывающем отчаянии. О том, как она, бывало, обхватывала коленки руками, пряча в них заплаканное лицо, и повторяла тихим и хриплым голосом, как мантру, что все будет хорошо, что он обязательно найдется целым и невредимым. Ее Рыбьи Мозги…
Парень стоял, держа в руках игрушку в форме ярко-розового сердца, и сосредоточенно пялился на елку, будто не мог решить, куда ему приткнуть эту игрушку. Ярко-розовое сердечко. Прямо-таки знак Афродиты.
Аннабет захохотала, а Перси недоуменно уставился на нее.
— Помнишь, как мы спасали честь Ареса и Афродиты? «Туннель любви» …
— Ага, и пауки. Много пауков, — с ухмылкой припомнил парень, за что схлопотал подзатыльник от Аннабет.
Она в тот раз так смутилась из-за всего этого. Аттракцион для парочек, и они в нем вдвоем. Для двенадцатилетних детей это было странно и смущающе. Кто же знал, что спустя несколько лет они и сами станут так называемой парочкой. Забавно, но та ситуация оказалась, скажем так, провидческой.
Шарик за шариком, игрушка за игрушкой, и коробка елочных украшений опустела. Аннабет окинула взглядом комнату, чтобы убедиться, не закатился ли какой колокольчик за шкаф. Но, как оказалось, они использовали все, что было. Кроме золотой звезды, которую Перси вертел в руках, будучи не в силах сообразить, зачем в одном из ее «лучей» круглая дырка. Аннабет усмехнулась.
— Это верхушка, — подсказала она.
Перси, встав на носочки (елка была действительно большой), усадил звезду на самый пик. Звезда… как на небе, в созвездии Охотницы. Зоя Ночная Тень. Она до сих пор сияет на небе, напоминая Аннабет о событиях того года, о предательстве Луки, о том, как она держала небо на своих плечах. Седая прядь волос исчезла — воспоминания остались.
— Почему ты нашел меня? — тихо спросила Аннабет, опустив глаза.
— Что-что? — переспросил Перси, взглянув на нее.
— Почему ты нашел меня тогда, когда… Когда мантикор, и Лука, и Атлас…
Она не договорила.
Перси крепко-крепко прижал ее к себе. Она уткнулась в его забавный свитер с оленями, закрыв глаза и сморгнув набежавшие слезы.
— Я всегда найду тебя. Что бы ни случилось.
Вот так они и стояли. Перси обнимал Аннабет, свою Аннабет, словно защищал ее от всего плохого, что они пережили, и от того, что ждет их впереди. А Аннабет принимала эту защиту, принимала свою слабость.
Она приподнялась на цыпочки и обхватила его шею руками.
— Я люблю тебя больше всего на свете, — выдохнула она, целуя его, словно пытаясь передать через этот поцелуй все те светлые сильные чувства, которые испытывала, потому что никакие слова не смогли бы сделать этого.
И он понимал.
Она сделала шаг назад и окинула полностью наряженную елку оценивающим взглядом. Нежная, свежая, красивая и печальная одновременно. И их история, будто эта елка. Каждая игрушка — воспоминание, плохое или хорошее, но воспоминание. Каждой игрушке свое место. И не было бы хоть одой из них, то елка бы не смотрелась так красиво. Вот и них без этих воспоминаний не было бы. Какую бы боль они ей не причиняли, она их любила. Она любила все, что связано с Перси. Она любила Перси. И будет любить всегда.
И он всегда будет любит свою Аннабет.
— Это будет лучшее Рождество, — с улыбкой прошептала она.