– Это правда, меня действительно так зовут. Паспорта у меня нет, уж поверьте на слово.
– Милая, вы мне сразу понравились! – умилилась старушка. – А с Кириллом вы ведь уже знакомы?
Значит, этого типа зовут Кирилл, я улыбнулась ему как можно приветливее. Кирилл откинул плед, и стало видно, что кресло, в котором сидела Мария Михайловна, было инвалидным. Он подкатил кресло к столику, и мы сели пить чай. Старички обращались друг к другу церемонно, по имени-отчеству, Кирилл очень предупредительно за ними ухаживал. Выпив чашку, я встала и подошла к Цезарю, который как пришел, так сразу разлегся посредине комнаты, и стало видно, какой он огромный. Мария Михайловна заметила, что это, наверное, от большой площади он так разросся. С разрешения хозяйки я скормила Цезарю сухое пирожное, причем он так и съел его, лежа и глядя мне в глаза с выражением ослика Иа-Иа из мультфильма про Винни Пуха, а потом подошла к картине. В ней было что-то очень знакомое.
У нас с бабушкой в моем детстве была традиция – каждый праздник Седьмого ноября, именно в этот день, мы ходили в Эрмитаж. Раньше я думала, что это оттого, что бабушка не любила все эти демонстрации с красными флагами и криками в мегафон «Да здравствует!…» и поэтому спасалась в Эрмитаже, но потом выяснила, что есть совершенно определенная причина. Оказывается, несколько красивейших комнат Зимнего дворца были открыты для посетителей только седьмого ноября, потому что рядом находилась столовая, где революционные матросы арестовали Временное правительство. Пройти в эту столовую можно было через Малахитовый зал, и пока я с восторгом разглядывала зеленые вазы, колонны и шкафчики, бабушка грустно качала головой. Очевидно, она представляла, как по этому бесценному паркету бежала пьяная матросня, топая сапогами и стуча прикладами.
Как бы там ни было, только седьмого ноября можно было посмотреть и Малахитовый зал, и Синюю спальню, и Малиновый будуар, и Золотую гостиную, а в следующей комнате висели картины, которые в детстве я обожала. Там были сказочные развалины, увитые плющом, как замок Спящей красавицы, старые мельницы, водопады, огромные каменные лестницы с растрескавшимися ступенями, остатки римского храма с колоннами. Картин было много, мне они нравились все. Бабушка смеялась и говорила, что изображена на них вовсе не Италия, просто художник дал волю своему воображению.
«Это-то и здорово!» – отвечала я.
Видя, что я застыла у картины, Мария Михайловна спросила:
– Что, Танечка, нравится? Вы знаете, кто это?
– Неужели Юбер Робер? – вспомнила я забытое имя. – Неужели – настоящий?
– Тут все настоящее, копий я не держу.
– Потрясающе! – Я еще раз поглядела на картину и поймала внимательный взгляд Кирилла.
Я улыбнулась ему как старому знакомому. Дело в том, что у меня созрел план. Надо было выбираться из этой квартиры, и если я немного пообщаюсь с Кириллом, а потом попрошу его проводить меня до метро, то, может, Вадим и Валентина оставят меня в покое? А завтра я позвоню Валентине и выскажу все, что я о ней думаю.
Открылась дверь, и в комнату вбежала Валентина.
– Ах вот ты где? Пойдем скорее, тебя ждут!
Она выглядела какой-то беспокойной. Ничего, голубушка, сейчас ты еще больше забеспокоишься. Не знаю, какие у тебя на мой счет были планы, но я их нарушу. Поскольку я не двинулась с места, Валентина просто схватила меня за руку.
– Ну идем же! – Ее поведение выглядело, мягко говоря, странным, если не невежливым, но я держалась твердо.
– Сейчас, Валюта, немного погодя я обязательно приду, мы еще не закончили наш разговор.
Она опомнилась, посмотрела на меня подозрительно и неохотно вышла. Мария Михайловна выглядела удивленной, очевидно Валентина вообще нечасто заходила к ней в комнату, но вслух ничего не сказала.
Я потрепала Цезаря, он равнодушно позволил это сделать, только потом тяжело вздохнул, и наконец собралась с духом:
– Что ж, мне надо идти. Очень приятно было познакомиться. Чудесный дом! – Я улыбнулась Марии Михайловне и перевела взгляд на Кирилла.
– Идите, дети, идите потанцуйте, – сказала проницательная старушенция, – а мы уж тут сами посидим по-стариковски. Николай Петрович расскажет мне, что нового у них в Эрмитаже, все сплетни.
Кирилл подчинился с большой готовностью, что меня обрадовало, а то я начала было сомневаться в своих чарах. Тоже мне еще, принц недоступный! Мы вышли в коридор и почти сразу наткнулись на Вадима, похоже, Валентина велела ему караулить, чтобы я опять не сбежала.
– Не бросайте меня, Кирилл, – умоляюще прошептала я и взяла его под руку.
– Танечка! – бросился ко мне Вадим. – Куда же ты пропала, я жду-жду…
И тут я увидела, что ему абсолютно наплевать на меня, глаза его беспокойно блестели, он суетился как-то нехорошо. Я молча смотрела на него, вцепившись в Кирилла, тогда и он обратил внимание на это досадное препятствие.
– Идемте, Кирилл, там моя любимая песня.
Проходя мимо Вадима, я услышала, как он скрипнул зубами. Мы танцевали с Кириллом один танец, потом другой, причем я зорко следила, чтобы Вадим никак не мог меня перехватить. Музыка смолкла.
– Таня, тебя к телефону! – крикнула Валентина из кухни.
Я не могла не пойти, хотя чувствовала, что дело нечисто.
– Ты что это делаешь? – набросилась на меня Валентина. – Ты что себе позволяешь? Я для того тебя пригласила, чтобы ты с этим козлом тискалась? Нашла тебе приличного человека, а она, видите ли, нос воротит!
Я страшно разозлилась и хотела было наскоро объяснить Валентине, кто тут на самом деле козел, а кто – приличный человек, но тут в кухню вплыла Альбина, спросила у Валентины сигареты, пепельницу, еще что-то. Она вся была такая яркая, ее было так много, почему брюнетки думают, что им идет красное? Очевидно, все они в глубине души воображают себя немножечко Кармен, забывая о габаритах. Однако она отвлекла Валентину, и я благополучно ретировалась. Кирилл куда-то исчез, зато ко мне сразу же подкатился Вадим.
– Танечка, за что ты на меня сердишься, чем я провинился?
– Когда это мы с вами успели перейти «на ты»? – холодно парировала я.
– Ну, лапочка, ей-богу, я исправлюсь. – Он все еще думал, что я просто капризничаю.
Нет, все-таки какого черта ему от меня надо? Вадим уже облапил меня и тащил танцевать, я молча сопротивлялась.