Разум по-прежнему отказывался видеть в слепом певце женщину. Ничего женского в нем не было и в помине. Особенно сейчас, когда Фарго больше всего напоминал разъяренного саблезубого тигра. Уши прижаты, лицо свирепое. Лишь хвоста, метущего землю, недостает…
— А ты знал обо всем, подонок, — отнесся Фарго к Клаверэю барлагу. — Знал, и пальцем не шевельнул, чтобы прекратить! Сальдну, я тебя порву! Прямо здесь, прямо сейчас!
— Я не буду драться с тобой, брат, — сказал барлаг.
— Трус!
— Уймись, Фарго.
— Я тебя вызываю! Сейчас! Вызываю на райлпаг! Ты мне ответишь…
— Я не буду драться с тобой, Фарго.
— Тогда сдохни.
Он стремительно рванулся вперед. Но Клаверэль барлаг не стал выламывать слепому руки. Не стал с ним драться, как и обещал. Просто Фарго, не закончив атаку, вдруг упал к его ногам и скорчился; наверное, ему было очень больно.
— Прости, — сказал барлаг и повторил терпеливо, как нашалившему ребенку:- Я не буду драться с тобой.
А-дмори леангрош взял его за плечо, что-то сказал, но тихо, Ирина не расслышала. Барлаг кивнул. И они ушли, предоставив Фарго самому расхлебывать последствия своей несдержанности. Кое-как, но он все же поднялся сам. Послал врачей, попытавшихся ему помочь…
Ирина за ним уже не следила. Своих забот хватало! Игорек, напуганный происходящим, расплакался в голос и успокаиваться не желал ни в какую. Врачам пришлось усыпить его… какой-то прибор, Ирина так и не поняла, что это такое. Прижали ребенку к запястью. И мальчик притих уже на второй минуте.
Оставалось только надеяться, что это ему не повредит…
— Мам! Они теперь опыты над нами делать будут?
— Нет, Игореша, — мягко сказала Ирина. — Они будут тебя лечить. Ты болен, сынок. Но тебя вылечат.
Она затемнила окно. Стоял солнечный полдень, и от яростного дневного света надо было спасаться. Центр нейрохирургии стоял на побережье, а палата, где находились Ирина с Игорьком, как раз выходила окнами на океан.
Столько простора! На далекий горизонт хотелось смотреть бесконечно.
— У меня ничего не болит, мама! Я не хочу лечиться!
Ирина присела на краешек постели. Обняла сына. Как ему объяснить? Да и надо ли?
— Это не люди, мама. Это инопланетяне. Эти, с ушами. Они злые. Они нас на опыты забрали.
Злые, с ушами. Так Игорек называл Оль-Лейран. Что с ушами, это верно. Еще и шевелят этими самыми ушами совсем по-кошачьи. Но что злые… и что на опыты… Бедный ребенок. Как же его запугали!
— Нет, сынок. Они — добрые. Они очень хорошие врачи. Они тебя вылечат.
— Но у меня ничего не болит!
— Сынок, — терпеливо объяснила Ирина, — у тебя и не может ничего болеть. Потому что мы дали тебе лекарство. Но на медицинском сканере — помнишь, ты лежал в такой особенной постели? Это сканер и был. Вот он показал, что ты болеешь. И что тебя надо лечить. Ничего страшного не будет. Ты уснешь. А потом проснешься, уже здоровеньким…
— А если не проснусь? — спросил мальчик.
Ирина обняла его крепче, стала гладить по голове и по спинке. Честно говоря, она сама безумно боялась именно этого. Может быть, сынок уловил ее страхи?..
— Ты обязательно проснешься, родной, — уверенно сказала она. — Быть такого не может, чтобы не проснулся.
— А ты меня не бросишь?
— Господи, Игорек! Конечно, нет!
Мальчик прижался к ней, крепко обнял.
— Никогда меня больше не бросай. Никогда.
— Не брошу.
Ирина обнимала сына и плакала. Сердце сжимало противной колющей болью. И страхом. Она боялась предстоящей операции, боялась до безумия. Вот уж не зря говорят: ожидание смерти хуже самой смерти. Скорей бы уже все закончилось. Скорей бы…
В палату заглянула девушка-медсестра. Хотя медсестра, это еще как сказать. Здесь даже у медсестер имелись научные степени…
— Что, уже? — спросила Ирина, обмирая от страха
— Нет… Но к вам посетитель. Пройдите в холл, пожалуйста.
— Кто? Какой посетитель.
Но девушка уже исчезла. Ирина осторожно отцепила Игорька:
— Побудь здесь, сынок.
— Нет, я с тобой!
— Я вернусь, не бойся. Тебе нельзя вставать, сынуля. Пожалуйста, не хнычь. Ты ведь мужчина, верно?
— А ты когда вернешься?
— Очень скоро.
— Мам!
Ирина вернулась, обняла сына и поцеловала его:
— Отпусти меня, сынуля, — мягко попросила она. — Отпусти. Я быстро вернусь, обещаю.
— Правда?
— Самая правдивая правда, сынок. Можно, я пойду? — шутливо спросила она. — Отпускаешь?