— Жуть какая, — поежилась Ирина. — А если, допустим, человека вызвали, а он драться не хочет?
— Все станут считать его трусом. И это значительно усложнит его жизнь.
— Детство какое-то, — пробормотала Ирина.
— Откровенно говоря, — да,- сказал Лилайон. — Но это — традиции. Клаверэль Дорхайон оказался в скверном положении. Если он примет вызов брата, то погибнет, ведь Фарго как боец его превосходит намного. Если же не примет вызов… его перестанут уважать. А неуважение в воинской среде хуже смертного приговора, хуже изгнания. Любой сочтет своим долгом плюнуть в неуважаемого.
— А если Фарго передумает и, скажем, извинится? — спросила Ирина.
Ей вспомнилось, как барлаг говорил: я не буду драться с тобой, брат. Может, и впрямь не будет? Может, Фарго передумает?
— Нет, Фарго не извинится, — задумчиво сказал ак-лидан. — Уж слишком далеко все зашло. Он не сможет остановиться. Он вообще не из тех, кто умеет останавливаться.
Ирина промолчала. Ей было жалко обоих — и Фарго, и Клаверэля барлага. Но жалость жила в ней отстраненно. Как не самая важная проблема на свете.
Пришла врач. Наконец-то! Она терпеливо и очень обстоятельно рассказала о том, как проходила операция. Что результаты обнадеживают. Что прогноз на выздоровление благоприятный. Что беспокоиться, в общем-то, незачем. Ребенок сейчас в реанимации, спит. И будет спать еще сутки.
— Можно, мне посмотреть на него? — попросила Ирина.
— Вообще-то, это запрещено…
Лилайон ак-лидан вмешался.
— Под мою ответственность, — сказал он.
— Ну что ж… пойдемте… Только — не надолго!
Игорек спал. Он лежал в знакомом терапевтическом саркофаге, такой маленький, такой беззащитный. Ирина смотрела на него и большим трудом удерживала в себе слезы. Не хватало еще сорваться в истерику… вот позору будет. Над прозрачной крышкой саркофага, в изголовье, светился приличных размеров голографический экран.
Лилайон ак-лидан негромко пересказал Ирине содержимое экрана. Что все в пределах нормы. Что опухоль удалена успешно. Что остальные проблемы с больными органами опять-таки в пределах нормы… Пока восстановление организма после наркоза идет хорошо. И остается только ждать.
— Вы разбираетесь в этом? — удивленно спросила Ирина, кивая на экран.
— Конечно, — ответил Лилайон. — Изучение медицинской техники входит в основной курс подготовки любого врача. — Пойдемте… Нам здесь не место.
Ирина позволила себя увести.
Она поняла свою ошибку в палате. Лилайон ак-лидан опять воспользовался своими профессиональными приемчиками. Он заставил Ирину прилечь и посоветовал ей заснуть.
Вот только совет оказался самым настоящим приказом. Ирина сразу же почувствовала, как тяжелеют веки.
Опять. Опять ее заставляли и не спрашивали, хочет она этого или нет…
…Но ведь только Лилайон ак-лидан сможет снять ограничение в правах. После курса терапии и после психологической экспертизы…
Это было последнее, о чем Ирина подумала, прежде чем провалиться в глубокий беспамятный сон…
Сон не хотел отпускать ее. Ирина брела сквозь бесконечные ватные полотнища, липкие, противные, замедлявшие шаг… Брела куда-то вверх, по очень крутой тропинке, оскальзывалась, падала, поднималась и снова шла. Бесконечно. Понимая прекрасно, что это сон. Какая-то часть разума твердила: брось ты эту дурацкую дорогу, остановись, отдохни, зачемтак напрягаться? Там, наверху, ничего интересного. Если он вообще еще есть, этот самый верх…
Ирина с доводами разума вроде бы соглашалась. Но все равно упрямо шла и шла, вверх и вверх, упорно раздвигая сырую серую вату тумана. И этот путь пролег в бесконечность. Не осталось ни прошлого, ни будущего. Только безвременное сейчас, серый бестеневой миг, растянувшийся на века…
В какой-то момент рядом появился кто-то. Кто-то знакомый и не-знакомый одновременно. Он молчал и шел вроде бы рядом, но на шаг впереди, всегда впереди. Ирина, спотыкаясь, побежала за ним… И сон растаял.
Ирина села, потерла лицо. Голова болела. Все тело было склизким, липким от пота. Ирина подобрала волосы, кое-как скрутила их в подобие косички. Ничего, без шнурка не разойдутся, слишком мягкие…
И вдруг с испугом она обнаружила, что не одна в палате.
Рядом с ее постелью сидел Алавернош.
Нетрудно догадаться, откуда он здесь взялся. Лилайон ак-лидан, больше некому. Просили его… Вот он почему тогда так улыбался!
Ирина опустила голову. Ее накрыло огромным мучительным чувством… ведь не вспомнила об Алаверноше, вообще не вспоминала, а он пришел к ней, едва только услышал, где она находится. Хотя имел полное право обидеться. Наверное, и обиделся, кто его поймет. Но услышал, что у Ирины сын болен, и пришел.