Впрочем, озвучивать свои эмоции Ирина не стала. Вслух сказала она совсем другое:
— Ничего. Не переживайте так. Главное, не ребенка оно укусило. А я что, я переживу как-нибудь… подумаешь.
Он посмотрел на нее так, что Ирина минном вспомнила предостережение Клаемь насчет того, что Оль-Лейран юмора не понимают. "Язык мой болтливый…" Впрочем, не похоже было, будто Алавернош обиделся.
— Да. Позвольте сделать вам подарок…
Он поставил на полочку рядом с боксом небольшой керамический горшочек. В нем цвел пышным цветом миниатюрный портрет самой Ирины. Какое-то растение, целиком выращенное из одного семени… стволик-то у него был один. Зато переплетение ветвей и соцветия различных форм и оттенков создавали непередаваемое эстетическое впечатление.
— Какое чудо! — восхитилась Ирина, забыв обо всем на свете.
Такого ей еще никто и никогда не дарил! Настоящий портрет из живых цветов! Миллион алых роз отдыхает в сторонке!
— Я рад, что вам нравится. Вот здесь инструкция — как ухаживать. Цвести будет круглый год…
— Спасибо, Алавернош, — искренне поблагодарила Ирина.
Он скупо улыбнулся. Улыбка преобразила его суровое лицо необыкновенно. И стало видно, что садовник не такой уж старый, каким показался Ирине вначале. И что вообще, человек он добрый. Злые люди так улыбаться не могут…
На следующее утро Клаемь осмотрела подарок и сказала:
— Это очень, очень дорогая вещь, берегите ее.
— Вот как? — спросила Ирина.
— Да. Это искусство зовется "ак-аторэма", оно высоко ценится в Галактике. Настоящий мастер вкладывает в работу всю душу. Халтуры такое дело не терпит. Алавернош же — подлинный художник. Беда только в том, что он не выращивает "атормайоны" на заказ, только дарит. И просто так, первому встречному, получить такой подарок нереально. Вот у меня, например, такого нет… а я Алаверноша давно знаю…
Ирине стало неловко. По голосу невозможно было определить чувство, но лицо-то выдавало с головой: зависть! Клаемь завидовала. Может быть, по-белому, без неприятных мыслей в адрес своей подопечной, но зависть все равно есть зависть, даже самая что ни на есть светлая…
— А почему он разговаривал со мной через голографический экран? — спросила Ирина, чтобы только увести разговор в другую сторону.
— Черное безмолвие, — пояснила Клаемь. — Генетический дефект, выражается в полном отсутствии голосовых связок. Считается условно-негативным, так как иногда сопровождается тяжелыми пороками сердца… Но, в общем-то, таких детей рождается довольно много… Что, впрочем, не мешает им нормально расти и развиваться.
— А почему Алавернош не поставил себе речевой синтезатор, такой, как у вас? — полюбопытствовала Ирина. — Или это очень дорого?
— Да нет, не так уж и дорого… Просто он — Оль-Лейран, и этим сказано все! Они предпочитают приспосабливаться к естественному ходу событий. Поэтому они живут на деревьях, практически не используют биоинженерию при планировании семьи, стремятся употреблять в пищу только натуральные продукты например… Все должно быть натурально и естественно! Если проблему нельзя решить без механических имплантов, а прямой угрозы жизни нет, то эту проблему решать, скорее всего, никто не станет. Это, можно сказать, их модель мира…
— А что в ней такого плохого? — спросила Ирина. — По-моему, нормально…
— До определенного предела, — Клаемь замолчала, не стала объяснять дальше.
Ирина тоже замолчала. Ее начало сильно тянуть в сон, и это не осталось незамеченным.
— Ну, пойду, не буду мешать…
"Вы совсем не мешаете", — хотела возразить Ирина, но не успела — заснула.
Наконец наступил долгожданный день, когда хрустальный гроб открыли и разрешили из него вылезти. Ирина первым делом потребовала одежду.
— Не советую, — сказал на это Феолэск. — Вам же скоро снова туда возвращаться.
— Отвернитесь! — потребовала Ирина, торопливо просовывая голову в ворот рубашки.
Пальцы противно дрожали, волной дурноты подкатила отвратительная слабость. Стерильный воздух палаты вызывал тошноту. Феолэск помог Ирине сесть; ладонь у него оказалась сухой и горячей.
— Клаемь рассказала мне, — проговорила Ирина, безуспешно пытаясь справиться с тошнотой. — Ну, в общем… Извините меня. Я не знала.
Феолэск внимательно посмотрел на нее.
— Наша Клаемь — удивительный человек, — сказал он. — Я жил у нее… в детстве… Она потом замуж вышла, а я остался в ее прежнем доме…