— Пойди к нему, — холодно велела сэлиданум, — и послушай лучше, что он сам тебе расскажет. И если Харгам Тонкэрим посмеет тебе солгать, я верну ему обратно его имя, окончательно перестану уважать его и до конца дней своих не скажу ему ни единого слова. Ступай, Кмельома. И не забывай, что ты уже взрослая, тьма тебя забери!
Топот ног, приглушенный травой, — девочка торопливо бежала прямо через парк, наплевав на дорожки.
— Проклятое похотливое животное, — яростно выругалась Раласву Ди-Тонкэ, очевидно, имея в виду своего кобеля-мужа. — Чтоб ему треснуть, чтоб его вдоль и поперек черви проели, чтоб его…
А вот этого выражения Ирина толком не разобрала. Но что оно было абсолютно нецензурным, поняла прекрасно. Мать бедолаги Харгама в нем упоминалась…
Сэлиданум с досадой плюнула, злобно проехалась по предкам своего мужа еще разок, и тоже ушла.
Ирина отставила лейку. На душе было гадостно. Словно заглянула в гости к старым знакомым и застала в их доме безобразную свару. И вроде ни при чем ты, а все равно непонятную вину за собой чувствуешь…
Оставалось только пожалеть начальницу, не нашедшую счастья в законном браке, и ее дочь, которая со всем пылом бескомпромиссной юности выясняла сейчас отношения с родным отцом.
"Как-то они не по законам жанра сыграли", — подумала Ирина. — "Обычно женщины в подобной ситуации стараются оберегать детей от такой правды, даже если те хамят в открытую, как эта Кмельома. А здесь — ты посмотри… Но с другой стороны, раз ты считаешь себя взрослым человеком, то и веди себя как взрослый человек! Может быть, действительно нужно расставлять все точки сразу, без скидок на нежный возраст? Чтобы боль, которой все равно не избежать, впоследствии оказалась не такой масштабной и страшной… "
Впрочем, Ирина тут же твердо сказала себе, что этот сериал ее не касается.
Она взглянула на полоску электронных часов — как всегда, понадобилось мысленное усилие, чтобы перевести цветовую кодировку в более привычные цифры. Отделаться от въевшегося в память деления суток на двадцать четыре часа было невозможно. Но полоску часов можно было изогнуть в полукольцо, разметить по-привычному и жить более-менее спокойно.
Яркий световой шарик медленно полз по левой части прибора, выбираясь из темно-багрового сектора. Сегодня дежурить в вечернюю смену, времени еще много, практически весь день…
Пойти прогуляться, что ли?
Ирине была интересна повседневная жизнь большого города, так не похожего на пропитанные автомобильным угаром города Земли.
Каждая улица была здесь не магистралью, забитой под завязку гудящими и сигналящими машинами, а подлинным шедевром паркового искусства.
Вот и эта — настоящий декоративный сад-проспект с яркими клумбами, серыми лианами и невысокими деревцами зонтичного вида. В центре каждого такого зонтика зрел огромный граненый бутон светлой, золотисто-фиолетовой окраски. Неммногочисленные прохожие спешили каждый по своим делам, не обращая на зевающую по сторонам Ирину никакого внимания. Что могло только радовать. Никто не приставал с идиотской рекламой гербалайфа, не хватал за рукав, всовывая листовки и рекламные проспекты, не зазывал испытать удачу на очередном лохотроне… Да и вообще лишний раз не оглядывался на человека, впервые оказавшегося в незнакомом городе и, может быть, заблудившегося…
Пройдет время, и Ирина поймет, что это — вовсе не знак вежливости и уважения к гостям города, а нечто гораздо более страшное: абсолютное равнодушие к судьбе находящихся рядом…
Но тогда она о том не задумывалась
Улица привела к широкой витрине того, что можно было бы назвать магазином музыкальных инструментов. Чего здесь только не было!
Стенд-горка с коробочками, над которыми висели голографические экранчики — наверняка, это были синтезаторы разного рода. Барабаны, только не круглой, а многоугольный формы — поодиночке и в комплексах, какие-то не то балалайки, не то гитары — форма вроде похожа, но вместо струн — мелкие, светящиеся многоугольники, расположенные рядами…
А еще среди различной инопланетной экзотики, словно гранитный остров посреди океана, возвышалось фортепиано самого что ни на есть земного вида. Инструмент стоял на почетном месте в центре салона и хозяйка, полная чернокожая женщина, несколько раз в день обмахивала его специальной щеточкой — от пыли…
Еще здесь всегда играла негромкая приятная музыка — без зрительного видеоряда, но с эмоциоанальным фоном — иногда медленная, иногда быстрая, но обязательно — с оттенком светлой печали в основе Кое-какие композиции Ирина узнавала — это были симфонии знаменитого Фарго.