Наш товарищ, казак Ив. Цыценко пренебрежительно смотрел на сибирских лошадей.
- На такого коня не сяду! Поеду заберегой на санях, - заявил он жандарму. - А вы за мной не ходите! Я вас, синих, не могу видеть!
И поехал... На первой же версте лед под ним провалился, и он еле-еле выбрался, а лошадь едва не потонула. .
Более смелым и нетребовательным был М. Поляков. Совсем маленького роста, слабый Поляков с нашей помощью взобрался на лошадку, но она почувствовала, что у нее на спине никуда негодный ездок, понесла прямо в лесистые горы, сбросила Полякова с седла и... поминай как звали! Полдня пришлось ее искать и ловить.
Так с разными приключениями ехали мы со станка на станок. Плохо питались, плохо отдыхали по крестьянским избам. Кое-где сидели по 3-7 дней в ожидании рекостава, чтобы можно было ехать по льду, но ничего не выходило: река не становилась, и мы дальше и дальше двигались таким образом до самого Олекминска.
Отдохнули мы только в Нохтуйске. На противоположном берегу находилась "Резиденция", т. е., главная контора Олекминских золотых промыслов. Здесь мы прожили 3 дня. Вечером из Резиденции приехал к нам местный доктор Браун, мой товарищ по Московскому университету, и, поговорив с конвоем, взял меня к себе...
Тут и увидел отвратительную разницу между жизнью той рабочей массы золотоискателей, которая наполняла притоны гор. Нохтуйска, изнывала в пьянстве, разврате и всяческом безобразии, и жизнью "золотого" начальства. Доктор занимал великолепный особняк, обставленный всяческими удобствами, цветами, вазами, мягкой мебелью. Тут же прекрасный рояль. Белоснежная скатерть на столе, приборы серебряные, вина, конфекты...
После нашей тюремной и этапной жизни, после того, что мы видели и пережили по этапам, мне как-то стало не по себе. Не говорилось. Как будто между нами выросла со времен студенчества глубокая яма...
Не мог я тут сидеть, не мог рассматривать коллекции золотых самородков, камней самоцветных и других редкостей. Мне все рисовались картины жизни тех рабочих, которые вот тут же рядом, где-то под землей, проводят годы в сырых шахтах. В грязных лохмотьях, рваной обуви, по колено в воде, вот он кайлит гранит, бурит его, лопатой вваливает в тележку и толкает ее без конца, день за днем, месяц за месяцем...
Для чего? Да для того, чтобы со всякими удобствами тут же жил управляющий, для которого дом полон роскоши и яств, а хозяин где-нибудь в Ницце или Италии проводил зиму... Странное противоречие нынешней жизни. Глубокая, несправедливая жестокость...
Нет, здесь мне не место, за этим богатым столом. Я холодно попрощался с доктором, и уехал назад, к себе в грязную избу, где нам, 5-6 человекам, отвели горницу. Поздно мы сидели и беседовали. А рядом в комнате шел пьяный разгул и картежная игра. Это золотоискатели получили к Покрову расчет и прожигали сначала деньги, затем "надевашки" (блузы), часы, сапоги... Оставшись полуголыми, они идут обратно на промыслы и вновь нанимаются на год в работы. Так проходит их темная жизнь.
Из Нохтуйска мы тем же распутьем добрались до Олекминска, где мы оставили одного из товарищей В. Русса. Здоровье его и так было плохое, но дорога его окончательно доконала. Чахотка развилась. Кровь шла горлом. Недолго он там прожил. Через несколько месяцев его не стало.
Из Олекминска наше движение пошло уже безостановочно. Лена замерзала. Путь по льду был уже намечен вешками, снегу было довольно. Зато морозы доходили уже до 40-45 градусов. Одежонка же наша была российская: студенческое пальтишко на ветру и шарф. Спасибо, ямщики давали нам войлоки, которыми мы в санях закрывались с головой.
Ехали мы, останавливаясь в течение дня на станциях только для перемены лошадей, а затем для ночевок. Ночи были длинные, зимние, и мы по деревням успевали несколько знакомиться с новым типом населения. Это уже были полуякуты. Вдоль р. Лены, во времена Екатерины второй, были поселены крестьяне, мужики из России.
С тех пор им пришлось жить в среде почти исключительно якутов. Многие из них поженились на якутках, и постепенно все это великорусское станичное население изменило свой вид, обычаи, язык. Выдающиеся скулы, приплюснутый несколько нос, немного косой разрез глаз - таковы признаки их, сближающие тип этого населения с якутами. Но кроме этого, говорят они между собой исключительно по-якутски, а по- русски только с путешественниками и начальством совершенно ломаным языком.
Скажешь, например, ямщику, поезжай скорее, а он отвечает - "сёпъ", т. е., ладно. Здоровается произнося слово "капсе", что по-якутски означает "рассказывай", и вообще эти приленские старожилы избегают разговаривать по-русски, это им слишком. трудно. Домашнее хозяйство у них тоже какое-то двойное. Семьи зимой живут в русских избах, а летом в "летниках", т. е., в якутских юртах, вдали от деревни, в полях и лугах. В то время, к которому относится мое описание, население здесь по Лене жило в полном достатке. Скота рогатого и лошадей, лугов и хлеба - всего вдоволь.
Жили здесь сыто. В каждом доме, часто двухэтажном, в комнатах пол покрыт циновками, мебель венская, всюду самовары, много посуды.
Объясняется это тем, что приленские деревни посещались "золотоискателями", которые тут пропивали все свои заработки; потом тем, что извозный промысел давал им постоянный и крупный заработок, и наконец 1887-1890 года отличались великолепным урожаем. Цена одного пуда ржи была до смешного мала, доходя до 15 коп.! В связи с этим и скот был не в цене. Все же остальное - почти исключительно домашнего изделия.
По мере приближения к Якутску население все резче становилось якутским. Якутские казаки уже почти совершенно объякутились. Они говорили почти исключительно по-якутски. Поражало все-таки, главным образом, то, что все эти ямщики, казаки, якуты решительно ничем, кроме своих узких домашних и промысловых дел, не интересовались. Они не имели представления не только о мире, но и о России. Сплошная безграмотность, отсутствие школ, книг. О газетах и не слыхали!
- Это что это гузета? Этой большой лист! Как же видал!
Именно, "видал"... и больше ничего; он знает о газете, что "гумака курить хороша".
Географические познания не шли дальше р. Лены, Иркутска, Олекмы, Бодайбо и Якутска.
Но это еще были, просвещенные люди по сравнению с коренным якутским населением! По дороге мы как будто постепенно окунались в море невежества, темноты и умственной убогости. Таковы были результаты колонизации края российским царским правительством... Крестьяне и казаки объякутились. Рабочие добывали золото. Конторы "резиденций" и исправники доставляли золото в казну. Ни для якутов, ни для переселенцев, правительство ничего не сделало за сто слишком лет!
***
Итак, мы едем и мерзнем, часто бежим рядом с ямщиком, чтобы согреться. Умственная жизнь прекратилась. Наша работа - "ехать", наш отдых - есть и спать.
Наконец, мы доехали до Якутска. Привезли нас к полицейскому правлению, приняли и сейчас же сдали в руки товарищам, поселенным до нас в Якутске.
Они разместили нас у себя по квартирам, а часть на так называемой улусной квартире, т. е., в двух комнатах, специально снятых для того" чтобы приезжие из улусов товарищи имели где останавливаться. Постоянно заведывала этой квартирой скопчиха с мужем, и при них жил рожденный ими до оскопления сынишка.
Товарищи приготовили в какой-то квартире целый банкет по поводу нашего приезда. Хотя из Москвы вышли 5-го мая, а прибыли в Якутск 19 ноября, но мы были самыми свежими людьми из далекой России. На нас посыпались вопросы без конца. Многие из встречавших нас были здесь уже долгие годы.