За столом сидел человек в форме эсэсовца. Положив голову на руку в кожаной перчатке (другая висела как плеть), он, казалось, спал. На полу валялись фуражка с высокой тульей и полевая сумка.
Ничего не понимая, не спуская глаз с немца, капитан шагнул к столу и левой рукой взял телефонную трубку.
В это время дверь распахнулась, в землянку вбежал усатый сержант-пехотинец. Он окинул взглядом землянку, немца за столом, Костромина с трубкой в левой руке, кашлянул.
— Извиняемся, товарищ капитан. Вы вроде как не в курсе…
Он поставил на стол котелок с водой, пояснил:
— Немца мы словили. Тащил в полк, да заблудились малость. Погодка, сами видите, собачья. А тут этот ублюдок на плечах, — он кивнул в сторону эсэсовца.
Капитан положил трубку.
В землянку, сильно хромая, вошел другой пехотинец, младший сержант. В руке он держал комок снега и откусывал от него.
— Ты куда ж это провалился? — накинулся на него усатый сержант. — Я тебе велел стеречь, а ты…
— Не мог я больше, — тихо сказал младший сержант, — в глазах потемнело. Вот снегом лицо натер — легче.
В его лице не было ни кровинки. Сделав несколько неверных шагов, он сел на полу в углу землянки, привалился к стене.
— Ранен он, — словно извиняясь за своего товарища, сказал сержант.
Снаружи послышались голоса. С ног до головы залепленные снегом вошли дежурный по части и командир первой батареи.
Дежурный Соколов доложил от порога:
— В час пятьдесят минут наше охранение остановило двух неизвестных. Они волокли немца. По словам сержанта, трое из их разведчиков, в том числе младший лейтенант, командир поисковой группы, отстали в перестрелке с фашистами. Мною приняты меры: караул поднят в ружье, оповещен комбат один, к вам и в санчасть посланы связные. На постах все в порядке. — Лейтенант застыл, не отрывая руки от головного убора.
— Вольно, — сказал капитан и, довольный оперативностью дежурного по части, прибавил: — Снег-то стряхни с шапки, тает. — И, обратившись к сержанту-пехотинцу, спросил: — Какого полка?
— Из разведки при штабе дивизии.
Капитан вспомнил, что дней пять назад командиры частей были предупреждены о поисковой группе, отправленной в тыл к немцам с целью добыть «языка». Все сроки прошли, но разведчики все же вернулись.
Капитан крутил ручку телефона.
— Это Двенадцатый? — крикнул он в трубку. — Говорит Двадцатый. Ваши разведчики у нас. Да, да, они. Двое. О других пока ничего не известно.
Капитан глянул на пленного, возле которого хлопотал сержант-разведчик, омывая лицо немца водой и отчаянно растирая ему уши, ответил кому-то:
— Жив, но без сознания.
В трубке сильно зарокотало. Дослушав, капитан сказал сержанту:
— Беспокоятся о здоровье вашего крестника. Просят оказать ему наилучший уход и оставить здесь до утра.
Костромин умолчал о том, что начальник штаба дивизии еще добавил: «За пленного отвечаете головой!»
Командир первой батареи и дежурный по части стояли у двери.
— Товарищ дежурный, — сказал капитан, — еще раз предупредите посты на случай появления отставших разведчиков. Пленного оставить здесь, а гостей разместите до утра в первой батарее.
— Позвольте мне здесь остаться, товарищ капитан, — сказал усатый сержант, который безуспешно хлопотал возле немца. — Мне от этого трофея никак нельзя удаляться.
— Хорошо, — сказал Костромин и обратился к командиру батареи: — А вы можете отдыхать. Надеюсь, ничего больше не случится.
Открылась дверь, и в клубах пара, залепленные снегом, вошли связной и Беловодская. Несколько секунд они стояли, зажмурившись, привыкая к свету. Потом Беловодская сняла шапку, провела тыльной стороной руки по мокрому лицу, поправила прилипшую к щеке прядь волос. Связной помог ей снять брезентовую сумку, и она положила ее на край стола. Только теперь она увидела эсэсовца. Вздрогнув, она побледнела и отвела глаза в сторону.
— Где раненый? — глухо спросила она.
Сержант-разведчик отошел от немца и указал на своего товарища:
— Вот он, товарищ доктор. В правую ногу его задело.
— Когда?
— Вчера ночью. Мы перевязали его, когда днем в овраге отлеживались.
— Разбудите товарища, помогите ему снять сапог, — сказала Беловодская.
Раненый, очнувшись, обвел землянку мутными со сна глазами. Когда Беловодская нагнулась над ним и взяла его за руку, он тихо сказал:
— Я потерплю, доктор. — Он указал глазами на немца. — Вы вон того кавалера сперва… Подохнуть может. Мы из-за него сколько мук приняли.