По ходу сообщения подошла Юлия Андреевна.
— Алексей Иванович, тут раненых перевязала. Разрешите пробираться на НП?
— Что?!
— Разрешите пробираться?..
Опять рядом грохнуло. Шестаков с силой надавил на плечо Юлии Андреевны, так что она упала на колени.
Когда разрывы чуть отдалились, он сказал:
— Нет. На НП вы не пойдете. Когда стихнет, пойдут санитары.
— Но ведь…
— Нет! — повторил Шестаков и отвернулся.
В это время вражеский огонь стал ослабевать. Шлепнули запоздалые снаряды, раз-другой, и совсем стихло.
— Разрешите, товарищ старший лейтенант? — спросила Беловодская.
Шестаков хотел опять сказать «нет», но живо представил себе Костромина, Громова, телефониста…
— Да, — сказал он. — Одну минуту…
Он схватил телефонную трубку.
— Командир взвода управления? Ко мне двух связистов! И захватите с собой санитара, — сказал он Беловодской, но, подняв голову, увидел, что Юлии Андреевны нет. Она, пригнувшись, уже бежала вдоль телефонного провода, в сторону НП. Шестаков хотел закричать, чтоб она вернулась, но тугая волна от близкого разрыва снаряда швырнула его на дно ровика. Он вскочил, огляделся. Немцы били опять почти по всему фронту дивизиона, и Шестаков не мог даже сразу понять, где было «затишье» и какая наша батарея еще ведет огонь. Кто-то кубарем скатился в ровик, прямо на телефониста. Шестаков увидел Крючкова.
— Товарищ старший лейтенант, куда же вы ее одну? Ведь женщина… Разрешите сопровождать?
Шестаков несколько секунд смотрел на Крючкова, не понимая, потом сказал:
— Разрешаю, сержант Крючков.
Крючков вымахнул из ровика, пригибаясь до земли, побежал. С размаху плюхнулся в свежую дымящую воронку, вскочил, добежал до следующей воронки. Все заволокло дымом.
Минут десять стоял сплошной грохот. Затем вражеская артиллерия перенесла огонь дальше, в тыл. Шестаков огляделся. Ближайшее от него орудие было подбито. Без щита, оно лежало почти на боку. Остальные орудия стояли в своих ровиках.
«Так, — подумал Шестаков, — немцы полагают — нам крышка. Сейчас мы покажем, что это не так!»
— Вызови командиров батарей, — сказал он телефонисту, который одной рукой выгребал землю из-за ворота гимнастерки, а другой прижимал трубку к уху.
— Командиры батарей слушают.
— Распределить пристрелянные цели по взводам, зарядить орудия и доложить, — приказал Шестаков.
Когда все три батареи доложили о готовности, Шестаков скомандовал:
— Наводчикам взяться за шнуры! — И, выждав несколько секунд, крикнул: — Огонь!
Залп дивизиона. Десять орудий выстрелили почти одновременно.
— Хорошо! Теперь темп, темп давайте! И ждите танковой атаки.
Но танковой атаки не последовало. Неожиданно немецкая артиллерия умолкла, а немного позже командир дивизии передал по рации приказ прекратить огонь.
«Вот так!» — вздохнул Шестаков, вылез из ровика и, затянув ремень на две дырочки и тщательно разогнав складки на гимнастерке, пошел осматривать батареи.
Крючков короткими, стремительными перебежками продвигался вдоль телефонного провода в сторону наблюдательного пункта. Вокруг продолжали рваться снаряды. Упругий, горячий ветер с разных сторон швырял комья земли, звенел металлом. Заметив в какую-то долю секунды бурое дымное пламя, Крючков плашмя кидался на землю и уже при падении видел, как пламя, вспухнув, выбрасывало вверх черные космы; земля под огнем вскипала, выгибалась, смешивалась с огнем, — тогда Крючков, широко открыв рот, ощущал болезненные удары по барабанным перепонкам, все тело наливалось тяжестью, хотелось одного — вдавиться, втиснуться в землю. Свежие, горячие воронки казались спасением. Крючков падал в них, выкинув руки вперед, и автомат больно бил его по спине.
Еще одна перебежка — и Крючков увидел Беловодскую. Она лежала плашмя, уткнувшись лицом в межу с высокой прошлогодней травой. Крючков плюхнулся рядом, задев Беловодскую плечом. Она рванулась от неожиданности, хотела вскочить. Крючков успел обнять ее левой рукой за плечи, прижать к земле.
— Пригни голову! Не ранена?
— Нет, — узнав Крючкова, она сбоку взглянула на него, и в ее взгляде мелькнули удивление и радость.
Выждав момент, когда разрывы снарядов переместились немного влево, Крючков потянул Беловодскую за рукав, крикнул «Бежим!» и, низко пригибаясь, бросился вперед.
Чуть уклонившись от телефонного провода, они упали между молодых сосенок, с минуту тяжело дышали, уткнувшись в мягкую невысокую траву. Огляделись. Правее стоял подбитый немецкий танк. Прямо перед глазами три редких ряда сосен — левый край лесных посадок. Полутораметровые сосны во многих местах вырваны с корнем, раздроблены. От растерзанного дерева и хвои, перебивая запахи гари и толового дыма, растекается запах скипидара.