Когда я сказал фольклористу, что так поступать негоже, он обиделся и возразил мне:
- Она ведь не текстуально, не дословно вашу сказку рассказывает, кое в чем она ее дополнила и расширила - это во-первых, а во-вторых, посмотрите, какими кондовыми языковыми узорами наша бабушка расширила ткань вашего сюжета: слова-то, как свечечки перед иконой, горят!
Я сказал ему в ответ:
- Бабушкины слова действительно горят, как свечечки, но икона-то моя! Какой же это фольклор!
Огорчили меня бесцеремонность проворного фольклориста, его фальсификаторские зигзаги, но потом я подумал, что, если бы в моей фронтовой сказке не было кровяных телец народности, пускай в самом скромном количестве, вряд ли бы тогда сибирская бабка приняла мой сюжет и мою сказовую манеру, обрадовался этому и... махнул рукой! Бабка разъезжает по тыловым госпиталям, по сибирским резервным гарнизонам, читает сказку и имеет успех. Ну, и на здоровье! Во время войны не считаются, чья винтовка послала пулю во врага - твоя или моя! В конце концов, подумал я еще, фольклор и литература - это сообщающиеся сосуды, и если первый обогащает вторую, то и литература способна обогащать фольклор. Эта гордая мысль меня окончательно успокоила. Самая форма сказки, ее аллегоричность весьма удобны для нанесения сатирического "удара в одну точку". Надо в меру своих сил поддерживать эту благородную щедринскую традицию русской литературы.
Начинающий юморист К. прислал мне рассказ с просьбой помочь опубликовать его сочинение. Я ответил своему корреспонденту, что рассказ его безвкусен и что помочь я не смогу. К. не замедлил мне написать еще одно письмо, в котором, оправдываясь, между прочим, говорит: "Я живу в провинции, от Москвы далеко. Вкус можно требовать от человека, который проживает в самом центре".
По-моему, нельзя быть хорошим юмористом с дурным вкусом. Вкус и талант - это как деньги в известной поговорке: или они есть, или их нет. И местожительство тут ни при чем, Феликс Кривин, интересный и своеобразный писатель-юморист, живет, например, не в Москве, а в Ужгороде. В чем, по-моему, проявляется вкус у писателя-юмориста? В том, что он не позволяет себе пользоваться шаблонными, ходячими схемами смешного, не занимается перелицовыванием на новый лад старых анекдотов, не берется за битые-перебитые темы, а ищет новые, свежие с такой же энергией и настойчивостью, как и собственную, нестереотипную манеру письма.
Юмориста, обычно пишущего много, всегда подстерегает и еще одна опасность: впасть не только в грех монотонности, но и в грех вольного, а чаще всего невольного заимствования комического сюжета. Что-то где-то он услышал, кто-то что-то ему рассказал, и наш юморист уже хватает свой "быстрый карандаш" и сочиняет рассказ на основе это-то "что-то". А потом, когда рассказ уже опубликован, оказывается, что это "что-то" уже было, было и было! Между тем вкус писателя-юмориста должен был бы тут остановить его руку. Евгений Петров говорил мне:
- Когда мы с Ильфом сочиняем, бывает так, что мне и Иле (так он звал Ильфа) приходит в голову один и тот же эпитет, один и тот же заворот, одна и та же острота. В таких случаях мы, как правило, безжалостно отбрасываем эти "находки": ведь если этот эпитет или острота одновременно пришли в голову двум людям, они, видимо, могут прийти в голову и трем, и четырем, на них уже лежит печать банальности, они лишены прелести неожиданного.
Недавно я прочитал рассказ молодого одаренного юмориста. Все в рассказе было хорошо: современная атмосфера, современные молодые сатирические герои, но сюжет был взят у старого финского писателя-юмориста Лассила. Наш юморист приспособил к короткому рассказу сюжет его романа "За спичками", переведенного в свое время на русский язык М.М. Зощенко.
Не напрашивается ли тут аналогия с упомянутой сибирской бабушкой-сказительницей?
Нет! Сибирской бабке подсунул чужую сказку проворный беспринципный фольклорист, и бабка, благословясь, даже не считая свой поступок предосудительным, стала ее рассказывать по-своему. С молодым писателем-юмористом случилось другое. Наверное, он не читал роман "За спичками", но где-то от кого-то услышал нечто (а это нечто и было вольным пересказом сюжета финского романа ) и... сочинил рассказ на чужой сюжет. Заимствование было несознательным. Но ведь в таком, как этот, рассказе сюжет определяет успех на девяносто процентов!