— Чего ты ржешь? Утонуть решила?
— Ржу потому, что ты уж очень хорош! Ну на кой хрен ты полез в море в брюках? Меня спасать? Ты хоть плавать умеешь?
— Плавать я умею. Как-то. Но, Пташка, седьмое пекло, я не могу уже эти твои уходы выносить! Ну что за детский сад? Ты предупредить не могла? Вещи на месте, даже ботинки — телефон на столе звонит непрерывно — а тебя нет нигде. Странно, что я вообще надумал эти штаны надеть. Что попалось, то и напялил.
— То есть, кроме штанов, на тебе вообще ничего нет? — Санса опять прыснула и, наступив на тот же самый скользкий от водорослей камень, чуть было не шлепнулась обратно в воду. Спасла только железная хватка ее насупленного возлюбленного.
— Уймись. Или я сам тебя туда окуну. А то это уже истерика какая-то! Совершенно не смешно. Мне не нравится, когда ты вот так исчезаешь. Ассоциации нехорошие возникают…
— Прости. Ну прости, я не подумала, — Санса утерла мокрое от слез лицо и, зачерпнув пригоршню воды, умылась. — Я, честно говоря, рассчитывала только по саду погулять и обратно вернуться. Не спалось как-то. А потом пошла на берег — хотела посмотреть, как солнце всходит, и как-то само понеслось. Мне хотелось поплавать. И я давно собиралась это сделать. Это был последний шаг — в сторону моря. И еще — мне было важно сделать это в одиночестве. Потому что то — четыре года назад — тоже случилось наедине с самой собой.
— Что случилось? — Сандор бросил на нее быстрый взгляд — слишком быстрый и слишком горько-подозрительный, чтобы его не заметить.
— Когда я стерла за своей спиной все, что меня тут держало. Отрезала пуповину. Море, и все вокруг, и…
— И меня, понял. А теперь каждую нить приходится отдельно привязывать. Пташка, ты слишком любишь широкие жесты. Вот и сейчас — ну куда ты поперлась голая в холодную воду?
— Да она теплая. Ты через свои джинсы не чувствуешь просто.
— Ну, конечно. Я такой нечувствительный, блин. Вылезай давай. Хватит тут с голой грудью щеголять, соседям на радость.
— Да ты что? Они же… ну ты понимаешь, не интересуются…
— Те, что слева? Мда… ну все равно, незачем.
— Сандор, я иначе отношусь к обнаженному телу. Я же художник…
— Вот именно. Художник, а не модель.
— А кто тогда модель, ты, что ли? Тебя в голом виде эти товарищи слева больше заценят… Спасибо хоть, что штаны надел…
— Ну, хватит. Дуй на берег.
— Нет, не пойду. Пока ты не скажешь, зачем сюда пришел, — Санса подбоченилась, сдвинула брови (что, вероятно, выглядело не очень с голым торсом) и отступила назад — подальше от коварного камня.
Сандор уставился на нее с растерянностью и привычно потер бровь. Нервничает. Сансе стало его жалко, но она продолжала хмуриться.
— И?
— Ну… Хотел тебе сказать про телефон.
— Сандор Клиган! Кончай вешать мне лапшу на уши! Тебе до этого телефона так же фиолетово, как и мне. Фиг с ним. Ты свой-то на полдня вырубаешь…
— Но сегодня твой день рождения…
— Вот именно. Мой. Как хочу, так и провожу. Могу я сделать себе подарок и выключить эту гадость вообще? Или утопить его…
— Ну, не знаю.
— Это не причина лезть в воду в штанах и без трусов. Говори мне правду.
— Не знаю. Я испугался. И не стал ждать. Ты сама говорила, что ждёшь от меня шагов…
— Ага, в воду — спасать меня в брюках. И потом, когда это я говорила такое?
— Не говорила? Ну, я чего-то перепутал тогда… — вид у него был совершенно беспомощный — при том, что он возвышался над ней, как скала. Санса улыбнулась.
— Не говорила. Но думала все время. Ты у нас теперь мысли читаешь, экстрасенс доморощенный? Это все виноградники… Труд облагораживает человека…
— Это точно. Копаешь себе, и думается…
— Что, о шагах по волнам?
— Ну, как-то. О шагах вообще. Я почувствовал, что ты их от меня ждешь… Наверное.
— Так и есть. И пока у тебя все получается. Раньше ты просто ждал — как тогда, на берегу, вон там — помнишь?
— Еще бы. Мое самое лучшее воспоминание. Самое чистое. И самое недозволенное.
Санса глянула на него с удивлением:
— Почему недозволенное?
— Ну… Считается, что когда взрослые мужики пялятся на купающихся в голом виде шестнадцатилеток, это не есть хорошо. Особенно если девочка так невинна, как ты была, а мужик так отвратен…
— Ну, вот еще. Я была далеко не так невинна, а про твою отвратность мне уже надоело слушать, если честно. Если бы ты повнимательнее слушал, что говорили на моей выставке, а не концентрировался на том, что бубнил мне Уиллас — сам бы убедился, что не только я такого мнения. Меня потом несколько моих коллег умоляли дать номер модели, что я использовала для работ.
— Хм. Женщины, я надеюсь?
— Не надейся. Женщины и два мужчины.
— И что ты сказала?
— Что у меня с тобой эксклюзивный контракт.
Сандор фыркнул:
— Вот уж воистину. Теперь я знаю, в чем мое призвание. Брошу виноградники и уеду на легкие хлеба в столицу!
— А они отнюдь не легкие. Попробуй поваляйся четыре часа в одной и той же позе — без ничего, особенно зимой.
— Да ну тебя! Нет, лучше уж плесень и паразиты.
— Какие еще паразиты?
— Я не имел в виду Уилласа — не беспокойся. Блин, Пташка, прекрати — вода соленая, жжется!
— Сам ты прекрати! Договорились же. А то я опять начну вынюхивать твои приключения. Подружусь с Джейлой — она мне массу интересного сможет рассказать, а?
— Ничего она не сможет рассказать. Она от меня кружку прячет Венделлову — думает, я сорвусь. Вот про это ей скажи. Мать у нее спилась — местная шлюха была. Вот она и задумала всех спасать от алкоголизма — и меня тоже.
Санса задумалась. А правда, сколько он уже в завязке?
— Как давно ты не пьешь?
— С сегодняшним будет тысяча пятьсот шестьдесят четыре дня.
— Боги, ты что, отмечаешь каждый день?
— В каком-то смысле. Алкашом никогда не перестаешь быть, Пташка. Просто это надо держать в памяти. Всегда. Каждый день — в плюс. И каждый день может стать последним: сорвешься — и отсчет обнулится. Так что да — это моя персональная коллекция.
Санса опустила голову. Она никогда не понимала всей серьезности этой его борьбы. Просто воспринимала это как должное. А меж тем ничего он никому не должен. Это была его личная битва, если он кому-то обязан своими победами — то только себе.
— Ну что ты скисла? Тут нечего разводить тоску. Это просто данность. Пойдем-ка на берег, а?
— Я хотела сказать тебе спасибо.
— За что это?
— За твою отвагу — в этой войне.
— Я делал это не для тебя, — резковато сказал Сандор и отвернулся. Санса поняла, что эта ее реплика на каком-то уровне его задела, что она была сугубо эгоцентричной, и что зря она это сказала. Нет, не зря.
— Я знаю, что не для меня. Но это не мешает мне быть благодарной.
— Хорошо сказано, девочка. Ты и вправду повзрослела.
— Ты мне так и не ответил на вопрос.
— На какой именно?
— Зачем ты сюда пришел?
— Чтобы вытащить тебя из воды, полагаю. Я беспокоился. В чем-то, можно сказать — боялся.
— Почему? Ты мне не доверяешь?
— Ну, не то чтобы не доверяю… — он посмотрел на нее и опять отвел взгляд, глядя в сторону поднимающегося все выше солнца. — Просто ты иногда действуешь не от мозгов, а когда ты так действуешь — анализировать тебя логически невозможно. Я всегда прокалываюсь. Поэтому я решил, что с тобой я буду Псом.
— Чего? — Санса с недоумением воззрилась на Сандора.
— С тобой я буду слушать только инстинкт — он редко меня подводит. Моя не очень хорошо соображающая голова, видимо, просто отключается, если это касается Пташки и ее дел.