Санса уже пятилась к воде, когда вдруг ее подхватила и потащила с берега неведомая сила, непонятно откуда взявшаяся, — по кустам, мимо дома и на дорогу. Силой оказался Пес, смоливший свои бесконечные сигареты на задней веранде, во тьме, и заметивший, что детские развлечения переходят допустимые границы.
Когда до Сансы дошло, что опасность миновала, адреналин, подпитывающий ее, схлынул, и она обмякла, рыдая в дерево у дороги, — несмотря на затуманенные мозги, утыкаться в Пса она не посмела — а ее еще более, чем обычно, сумрачный спаситель смолил цигарку, сплевывая на обочину и сверкая глазами в сторону ярко освещенного дома.
— Ну что, повеселилась, птаха? Не умеешь пить — не берись, седьмое пекло, нашла, тоже мне, подходящую компанию! Лучше бы заперлась в своем номере и пила бы одна, коли приспичило. И то веселее бы получилось…
— Я не хотела пить. Так вышло случайно. Мне и алкоголь-то не нравится.
— Оно и видно. Ты, похоже, алкоголю тоже не шибко-то нравишься. Я, знаешь ли, тебя спасать не нанимался. Я вот его, — Пес кивнул на дом, — спасать должен. Ну, будем считать и спас. От искушения изнасиловать малолетку.
Он в который раз сплюнул в сторону, словно пытаясь избавиться от горечи во рту, кривя лицо в еще более неприятную гримасу.
— Всё, кончай реветь, пошли. А то ненароком твои друзья-собутыльники сюда доберутся. А мне как-то неохота бить морду своему подзащитному. Еще работу потеряю — из-за ваших развлекух. Ты, цыпленок, больше уж с ними не пей, а то в другой раз я сам тебе сверну шею. Ради порядка.
Санса всхлипнула и содрогнулась. И все же ему было до нее дело. Ну хоть кому-то.
— Вытри сопли, они тебе завтра понадобятся. Перед хозяйкой. Хотя, на твоем месте я бы подробности оставил при себе. Лучше все равно не станет, а не стало бы хуже. Засранца она приструнить не сможет, да и не захочет, а в виноватых сама окажешься, знаешь же. Так что топай, прогуляйся, алкоголь заодно выветрится. Волочить я тебя не стану, сама иди. Быстрее протрезвеешь. Или быстрее проблюёшься…
С того вечера между Псом и Сансой установилось некое молчаливое согласие, так что даже его появление на берегу ее не сильно испугало. Пугало другое. Сколько он видел (если видел) и случайно ли пришел сюда? А если не случайно, то зачем?
Мысль, что она может привлекать его как женщина, промелькнула и скрылась, вытесненная смущением и желанием отдалить от себя такую перспективу как можно дальше. Но след эта мысль все же оставила.
Пес нарочито смотрел в другую сторону, пока Санса вылезала из воды. Впрочем, не знающая куда скрыть глаза Санса заметила, что его сигарета почти погасла, а рука, что ее держала, дрожит.
Санса неловко проскакала к своей майке и шортам, кое-как натянула их на мокрое тело, начала было влезать в кеды, которые упорно не желали надеваться на облепленные песком ступни. Проиграв сражение с кедами, Санса закинула их на плечо и кашлянула. В горле пересохло, а шансы достать воды были никакими — разве что из моря напиться. Все также не глядя на нее, Пес просипел: «Хозяйка велела тебя сопроводить в гостиницу. Идем».
Санса покорно потащилась за ним. Ноги не шли и спотыкались о камешки на тропинке. Но она не смела задерживаться и брела следом. Они вышли за калитку на дорогу, ведущую к гостинице. Пес шагал молча, периодически откашливаясь, словно и у него першило в горле. Санса тащилась за ним, как телок на заклание, и чувствовала, как мокрые от купания трусы промочили еще и шорты. Досадуя, она вспомнила, что позабыла надеть лифчик, и он так и остался валяться на берегу, -значит, завтра его обнаружит садовник, скажет тете, и Сансе придется объясняться. Углубленная во все эти важные переживания, она продолжала идти босая, не глядя под ноги, и вдруг наступила на что-то острое и, вскрикнув, остановилась.
Пес дернулся от резкого звука, как от удара, и обернулся.
— В чем еще дело, цыпленок, седьмое пекло?
Он бросил на нее взгляд через плечо. Тут Санса вдруг остро осознала, что грудь у нее все же имеется, что глупая майка с птичками слишком тесна, и что ее никак уже нельзя носить без лифчика. Что вообще пора завязывать ходить без треклятого лифчика. Майка облепила влажное еще тело и подчеркивала рельеф растущей груди и по-девичьи мягкую уже линию живота, и не скрывала мокрые шорты.
В две секунда Санса словно увидела себя со стороны, увидела глазами взрослого мужчины, стоящего перед ней в кажущемся беспристрастии. Увы, взгляд его был столь же мало беспристрастен, сколь она была к этому готова. На мгновение в его серых глазах полыхнуло что-то такое, от чего Сансе стало одновременно жутко и сладко, зашумело в ушах, кровь прилила к затылку, а в животе вдруг закружились ночные бабочки, задевая ее изнутри своими бархатными крыльями, она слышала шуршание их крыльев в ушах, словно этот звук пробежал по венам. Взгляды их встретились на долю секунды, затем Санса отвела глаза, как обычно, впрочем.
— Надень свои треклятые тапки, цыпленок, еще не хватало наступить на какую-нибудь железяку. Впрочем, порадуешь Джоффри, он любит смотреть, когда другим больно…
Пес отвернулся и закурил очередную сигарету.
— Видит Неведомый, сегодня у меня нет сил тебя тащить. Слишком длинный день, слишком длинный.
— А что вы делаете, когда закончите работу?
— Ухожу в свою берлогу. А там пью, — словно нехотя промолвил Пес. — А тебе-то что за дело, собственно? Скачешь туда-сюда, аки пташка божия. Ну вот и вперед, скачи давай… — резко оборвал он сам себя и зашагал по направлению к гостинице.
Санса, кусая губы от собственной нелепости и унизительности ситуации, потащилась, прихрамывая, за ним. Ногу саднило. Пес довел ее до отеля и было уже развернулся в обратный путь, но вдруг, словно сожалея о собственной недавней грубости, процедил в сторону: «Сядь где-нибудь, гляну твою ногу, не ровен час еще гангрена начнется». Санса присела на край цветочного горшка возле входной двери и сняла башмак с больной ноги. Двери гостиницы, почуяв движение, привычно взвизгнув, отворились и, подождав, как-то огорчённо закрыли свою пасть. Пес присел на корточки рядом, фонарь, свисающий сверху, сразу заключил их обоих, как театральную пару, в овальное четкое световое пятно, отрезая тьму, прилипшую к спящим вблизи автомобилям.
Пес взял в руки узкую девичью ступню и осторожно повернул так, чтобы на нее падал свет. Санса ожидала чего угодно, но только не такого бережного касания. Словно ее грязноватая нога была бесценной реликвией, святыней, к которой допустили странника в конце многолетнего мытарства.
Руки у мужчины были теплые, почти горячие, сухие, пальцы шершавые, но чуткие. Санса вздрогнула и, поежившись, отдернула ногу. Было щекотно и страшно приятно. Она испугалась этого своего чувства, которое словно вышибало ее из привычных рамок детства и толкало куда-то в неизвестность, во тьму, подобную той, что сейчас подбиралась к границам светового пятна от фонаря.
Пес поднялся:
— Ничего нет. Просто мелкая ссадина. В номере промой ногу теплой водой с мылом и перекисью, что ли, ее залей. Есть у тебя перекись?
— Найдется, — сказала Санса и вдруг по-взрослому усмехнулась, глядя ему в лицо, спрятанное за темными космами. — Спасибо за заботу.
— Не за что. Ты — посылка, тебя полагается доставить в целости и сохранности. Должен же я был удостовериться, что тебе завтра не придется отрезать ногу. Лети в постельку, птенчик! — Он резко развернулся и шагнул в темноту.