Не раз подмывало Пашку бросить эту голодную, грязную жизнь и вернуться в колонию. Но все ждал: вот-вот подработает немного, оденется — тогда можно и возвращаться.
Долго бродил он по югу России, пока не забросило его в Калач. Там и встретил Цыганкова, а потом Ильиничну…
Павел лежал на траве, глядя в высокое звездное небо, а перед ним вновь и вновь возникали картины прошлого…
Над степью прогудел самолет.
— Фашист, — определил Цыганков. — Звук-то, слышишь, какой? Прерывистый.
Павел привстал, прислушался и снова опустил голову на траву.
— Смотри, — неожиданно дернул его за плечо Иван. Он произнес это слово шепотом, и Павел вскочил, глядя с тревогой туда, куда указывал товарищ.
В каких-нибудь двухстах метрах от них на поле спускались три парашютиста. Они были хорошо видны при луне и опустились недалеко друг от друга, возле полуразобранной скирды сена. Сомнений не оставалось: это враги.
Притаившись, два друга молча наблюдали, куда двинутся фашистские парашютисты. Цыганков и Кошелев видели, как диверсанты спрятали парашюты в сено, покурили и отправились в сторону, противоположную дороге.
— Ты не теряй их из виду, а я побегу за нашими, — шепнул Цыганков.
— Далеко бежать-то, километров семь, успеешь ли? — усомнился Павел.
— Ничего, добегу.
Недаром физрук училища всегда хвалил Цыганкова на спортплощадке. Сейчас Иван припомнил его наставления перед сдачей норм на значок БГТО. Он бежал, стараясь дышать только через нос, делая широкие шаги, согнув руки в локтях. И тем не менее минут через десять уже почувствовал, что выбивается из сил. «Ничего, физрук говорил, что после этого должно прийти второе дыхание и сразу легче станет бежать», — успокаивал себя Цыганков. Но «второе дыхание» почему-то не приходило. Дыхание стало прерывистым, хриплым, а сердце билось так, что, казалось, вот-вот вырвется из груди. Наконец-то показался райком партии. Иван добежал и свалился у крыльца.
— Что с тобой? — спросил встревоженный часовой.
— Скорей… Там фашистские парашютисты, — задыхаясь, проговорил Иван.
На крыльцо вышел комиссар истребительного батальона. Он выслушал рапорт часового, посмотрел на Цыганкова и приказал принести воды. А через пять минут из Калача выехала грузовая машина, в кузове которой сидели вооруженные коммунисты и Иван Цыганков.
Кошелева на месте не оказалось.
— Он пошел следом за диверсантами, — доложил Цыганков.
Люди рассыпались по полю и цепью двинулись вперед. Шли долго молча. Неожиданно впереди Иван увидел на траве белое пятно. Это была рубаха Кошелева. Павел не просто бросил ее. Он положил ее на землю и, задрав рукава, соединил их так, что они образовали аккуратную стрелку, указывающую направление, в котором следовало продолжать поиски.
Стрелка была повернута почти на шестьдесят градусов вправо.
Примерно через километр появился сам хозяин рубахи.
— Спать улеглись вон в тех стогах, — указал он.
Бойцы истребительного батальона стали окружать диверсантов. Но те, видно, еще не успели задремать. Степную тишину прорезали пистолетные выстрелы, оглушительные хлопки винтовок. Вскоре все три парашютиста сложили оружие.
Пока обыскивали пленных, перевязывали двух легкораненых, Цыганков и Кошелев куда-то исчезли.
— Где же ребята? — спросил комиссар.
— Домой подались, наверно.
— Вот чертенята, не могли нас дождаться, — засмеялся комиссар. — Ну ничего, по дороге нагоним и подвезем.
И никто не догадался заглянуть под ближайший стог сена. А под ним, утомленные событиями этой ночи, спали, тесно прижавшись друг к другу, Цыганков и Кошелев.
Фашисты захватили небольшой островок возле Калача. Весь день оттуда строчили автоматчики, бил по хутору миномет.
— Где они этот проклятый миномет спрятали? — озабоченно спрашивал лейтенант сержанта.
Иван Цыганков вертелся рядом и слышал этот вопрос.
— Иван Васильевич, — сказал Цыганков, — я хорошо плаваю, могу разведать, где этот миномет.
Лейтенант отмахнулся.
— Что, у нас своих разведчиков нет?
Цыганков немного обиделся и решил действовать самостоятельно. Когда стемнело, он пришел на берег в одних трусах. Осторожно, стараясь не плескаться, вошел в реку. Плыл «по-морскому», не выбрасывая рук из воды.