Дед растерянно развел руками.
— Да как же их выручишь? Немцы-то при оружии, а у нас — голые руки.
За спиной кашлянул Пашка:
— Есть оружие.
— Какое оружие? — удивленно спросил Иван.
Кошелев замялся:
— Да тот пьяный немец… Я ведь штык-то спер у него… И спрятал во дворе возле двери.
В другой раз Иван хорошенько пробрал бы товарища за недисциплинированность. Но сейчас самостоятельность Кошелева оказалась очень полезной.
Дед Григорий размышлял:
— Может, напоить их? Припрятано у меня несколько бутылок первача, думал — вернутся наши, угощу. Ну, раз такое дело, придется потратить па немчуру. А первач-то — чистый спирт!..
В хату вернулись лишь два солдата. Третий остался дежурить у землянки.
Гитлеровцы достали консервы, хлеб, вареные яйца, поставили на стол флягу.
Дед Григорий оживился.
— А самогончику не угодно? — деланно заискивающе спросил он. — Самый настоящий первач.
— Это хорошо, — согласился солдат, а его напарник повторил слово, смысл которого ему, видно, был понятен: — Перватш.
Дед вышел во двор и через минуту вернулся с двумя бутылками. Он не донес их до стола: одну тут же выхватил немец. Он приложился к горлышку и сделал большой глоток. Его глаза моментально округлились и налились слезами.
— О-о! — только и мог произнести он. А когда перевел дыхание, проговорил, одобрительно качая головой: — Зер гут, зер гут!
Через час немцы были уже пьяны.
Один из них уснул прямо за столом, уронив голову на яичную скорлупу. Второй несколько раз пытался петь, что-то рассказывал деду и, наконец, едва добравшись до лежанки, грохнулся на нее и захрапел.
Дед Григорий, чтобы убедиться, крепко ли спят солдаты, потряс за плечо одного, другого.
— Готовы, — определил он. — Ну а теперь за дело. Надо поторапливаться. До рассвета каких-нибудь часа два, вам надо подальше уйти от хутора.
— А как же быть с третьим? — спросил Иван.
— Беру его на себя, — решительно сказал Кошелев, и у Цыганкова по спине побежали мурашки, когда он представил крадущегося к часовому Пашку со штыком в руке.
Кошелев выскользнул за дверь. Дед и Цыганков в щелку наблюдали за солдатом. Тот сидел возле землянки на камне и курил. Огонек от сигареты, когда часовой затягивался дымом, освещал толстые губы.
Прошла одна минута, вторая, третья… Было тихо-тихо…
Дед и Иван услышали, как солдат странно икнул, огонек упал в траву.
— Готов. — Это глухо, не своим голосом произнес Кошелев. Он стоял, скорчившись у землянки. Его тошнило.
Цыганков отодвинул засов.
— Девчата, выходите скорее!
— Какие же вы молодцы, мальчики! — возбужденно шептала Катя, обнимая Цыганкова и Кошелева.
— Но-но, без телячьих нежностей, — отстранился Пашка.
Его руки были в крови, и ее запах вновь вызывал тошноту.
— Хватит вам разговоры разговаривать, — торопил дед. — Быстрее в дорогу, быстрее.
Иван покосился на труп солдата. Дед быстро предупредил:
— Сам все сделаю. Обо мне не беспокойтесь. Прощайте и бегите.
Тяжело было на душе друзей, когда они в последний раз обняли деда Григория…
Через час, когда хутор был уже далеко позади, беглецы остановились, чтобы немного передохнуть, и оглянулись.
Далеко-далеко позади светил яркий огонь. Он медленно рос, расширялся, поднимался к небу.
— Да ведь это хата деда Григория горит! — ахнул Иван.
Измученные пережитым, девушки, не сдерживаясь, громко заплакали.
— Ох, уж эти мне девчонки! — пробормотал Пашка. — Чуть что — и сразу в слезы. А еще разведчицами называются!
Пламя в его глазах двоилось, потому что Пашка тоже плакал, вспоминая доброго старика.
На следующую ночь ребята с девушками переплыли Дон в нескольких километрах южнее Калача. А на рассвете они услышали канонаду. Возле их хутора гремел большой бой.
БРИГАДА СРАЖАЕТСЯ В ОКРУЖЕНИИ
Пока ребята добирались к деду Григорию, «гостили» у него и потом вместе с Катей и Тоней возвращались домой, в Калаче произошло много перемен. Обстановка на фронте резко ухудшилась.
Мотострелковая бригада, которой командовал полковник Ильинов, до середины июля вела бои на Воронежском направлении. Затем ее перебросили в распоряжение командования 62-й армии. Здесь к тому времени положение стало очень напряженным. Фашисты, понукаемые приказами Гитлера, рвались к городу на Волге, не считаясь ни с какими потерями. В излучину Дона были брошены самые отборные силы.
В районе хутора Попов-I и Качалино бригада с ходу вступила в бой. Он продолжался целый день. Видя, что лобовой атакой прорвать оборону не удается, гитлеровцы выбросили в тылу наших войск мотодесант. Но сломить советских бойцов не удалось. Оставив для уничтожения десанта небольшую группу, Ильинов повел своя полки в наступление. Фашисты не ожидали такого оборота дела, дрогнули и отступили. Бригада продвинулась вперед на несколько километров и освободила ряд населенных пунктов. Гитлеровцы были так обескуражены неудачей, что в течение долгого времени не предпринимали активных действий на этом участке фронта.