Очень забеспокоилась Ильинична, когда с приходом фашистов Павел стал слишком часто исчезать из дому.
— Смотри, сынок, осторожнее, — напутствовала она Павла.
Тот в ответ только кивал головой: дескать, хорошо, буду осторожным. Не умел он показывать свою благодарность.
К Ильиничне и решили определить Валю и дядю Андрея. Знал Павел, что, если фашисты узнают, — не миновать Ильиничне смерти. Но даже к родной матери, если бы она у него в то время была, определил бы Павел своих друзей. И верил, что Ильинична поймет его.
Глубокой ночью осторожный стук разбудил старушку.
— Кто там?
— Я, бабушка, Павел.
— Сейчас, сынок. Только огонь вздую.
— Не надо, — сказал Павел. — Заметят.
Старушка открыла дверь. Ребята, Валя и дядя Андрей бесшумно проскользнули в дом. Павел крепко запер дверь изнутри.
— Бабушка, это наши. Надо, чтобы они у нас пожили и чтобы никто их не видел.
— Хорошо, сынок.
— Девушка ранена. Ее фашисты хотели угнать в Германию, мы освободили. Ты уж поухаживай за ней.
Старушка наклонилась к Вале.
— У нее отца убили, — тихо сообщил Павел. — В общем, вы тут еще наговоритесь, а мы пойдем.
— Покушал бы.
— Некогда, мать. Ну, будь здорова. Береги их.
Он обнял старушку и неловко поцеловал.
Дверь тихо отворилась, и ребята по одному вышли во двор.
Ильинична припала к окну. Она видела, как прошмыгнули по двору четыре тени и скрылись в темноте. Она тяжело вздохнула и несколько раз перекрестила окно, посылая ребятам свое благословение. Вот также много лет назад уходил ночью муж. Ильинична повернулась к своим неожиданным квартирантам и спросила:
— Есть очень хотите? Сейчас вас накормлю.
ПОСЛЕДНИЙ БОЙ
Комендант Калача вызвал к себе полицейских. Он сидел за столом и исподлобья глядел на собравшихся. Возле коменданта стоял переводчик. У дверей пристроились два солдата с автоматами.
В комнате повисла зловещая тишина.
Комендант перевел тяжелый, недобрый взгляд с одного полицейского на другого.
— Ну? — спросил он. — Долго это будет продолжаться?
Полицаи съежились.
— Даю вам неделю сроку. Если партизаны не будут изловлены, ответите своими головами. Идите.
Бараков вышел вместе с Усаном. Оба молчали, но каждый думал над словами коменданта. Винклер шутить не будет. А где их найдешь, партизан? Бараков хорошо знал окрестные места: укрыться большому отряду негде. Значит, действует небольшая группа, и, вероятнее всего, скрывается она в самом Калаче. Но кто? В хуторе остались старики, дети да подростки. А может быть…
— Скорее всего это пацаны, — подумал он вслух. — Что-то уж очень притихли они, да и давно я их не видел.
— Какие пацаны? — недоуменно переспросил Усан.
— Больше некому.
— Где это ты видел таких ребят, чтобы решились в центре Калача поджечь машины, напасть на часового? Заткнись уж лучше.
— Сам заткнись! — разозлился Бараков. — Ты чужой, не знаешь наших огольцов. А я-то их знаю. Не такое могут еще сотворить. Один Цыганков чего стоит. А Кошелев? Говорю тебе, что-то они слишком притихли — непохоже на них. То ничем не удержишь, обязательно соберутся, нашкодят, а то вдруг как в воду канули. Неспроста это. И Цыганков, похоже, сторонится меня. А самое главное, третьего дня заметил я, как они по одному пробирались на окраину Калача. Нет, ты не спорь! Эта компания не случайно подобралась, тут что-то не так. Надо разузнать.
— Ну, узнавай, — согласился Усан. — А я в другом месте пошукаю.
В тот же день Цыганков и Бараков совершенно случайно столкнулись возле базара. Иван шел домой. Увидев Баракова, он замедлил шаг, Бараков подошел к нему.
— Как живешь, Иван? Давно тебя не видел.
— Да я все дома сижу. Редко на улице появляюсь.
— Чего так?
— Незачем. Да и боюсь. Отведешь еще меня в комендатуру. А там доказывай, что не виноват.
— Я старых друзей не трогаю. А где Пашка?
— Тебе лучше знать, ты за хутором смотришь.
— Ну, ну, — со злостью проговорил Бараков.
Переждав день, Иван осторожно пробрался в лесок. Ребята были здесь. Они молча лежали на траве. В синем безоблачном небе низко повисло осеннее солнце. По всему чувствовалось, что отходят последние теплые деньки. Белые нити паутинок окутали деревья. Зеленые листья все еще выглядели свежими и нарядными, но кое-где уже началось едва заметное увядание.