Юсуп вспомнил свою мать, она тоже, кажется, знала ее. Юсуп уже забыл лицо матери. Вспомнилась опять Садихон, вышивающая сюзане под орехом. Потом вспомнились Грошик и бунт джигитов. Вспомнилась та ночь, когда он примчался сюда из Коканда, вспомнились объятия Садихон. Вспомнил все свои чувства, и желание отличиться, и Бухару, и жажду славы...
Юсуп вскочил. Больше он уже не мог лежать. Все эти мысли взбудоражили его.
Хамдам тоже проснулся, так как, вскакивая, Юсуп нечаянно толкнул его локтем.
- Не спится? - спросил он Юсупа.
- Да.
Они замолчали, каждый думая о своем.
- А где Грошик? - вдруг спросил Юсуп.
- У Блинова, - ответил Хамдам. - Постарел конь! Василий Егорович отобрал его у меня.
Юсуп засмеялся. Он был рад, что Грошик попал в хорошие, верные руки. Хамдам удивленно посмотрел на него, перевернулся и опять захрапел.
Его приплюснутое лицо с вздернутым носом было спокойно, на висках бились багровые узлы.
Юсупу казалось, что день тянется лениво и медленно. Неподалеку шумел базар. Кто-то яростно торговался за стеной:
- Пять рублей... Четыре... Давай, хозяин, четыре! Три! Хочешь три? Даром! Три!
Потом наступило молчание. Отдохнув, липкий и настойчивый голос начинал снова:
- Два, хозяин? Рубль. Рубль - конец! Хочешь рубль?
Под это взвизгивание и бормотание Юсуп наконец задремал.
36
В четвертом часу к воротам хамдамовского дома лихо подъехал на таратайке заместитель председателя исполкома Шипков - веселый, общительный человек, еще не так давно работавший слесарем в Самаре. Сюда он прибыл во время голода в Поволжье. Попросту говоря, забрав свою семью, он удрал тогда из Самары. Прожив полгода на кокандском маслобойном заводе, он вступил в партию. Коканд был небогат толковыми и грамотными людьми; вскоре его назначили на советскую работу. Таким образом он попал в Беш-Арык. Абит Артыкматов очень любил своего заместителя.
В обращении с людьми, в привычках, в поведении Шипков остался прежним самарским слесарем. Он был прост и добросердечен. Хамдам, узнав про это, завел с ним дружбу и приучил его к себе.
Артыкматов предупреждал Шипкова:
- Матвей, водка - враг. Погубит тебя.
- Водочка? У человека, друг, миллион врагов. Всех не осилишь, смеялся Шипков.
- Пьешь ты с плохим человеком!
- С хорошим много не выпьешь, - говорил Шипков. - С тобой, например.
Сейчас Матвей Шипков заехал к Хамдаму, чтобы вместе с ним отправиться на заседание в милицию. Кроме того, Шипкову захотелось взглянуть на Юсупа. Еще вчера Хамдам расхвастался всему беш-арыкскому начальству, что у него остановится комиссар особой бригады Юсуп ("человек, поймавший Иргаша"). Шипков был любопытен. Он знал, что вечером состоится встреча с этим комиссаром. Он, конечно, тоже был приглашен на нее. Но ему не терпелось увидеть Юсупа раньше всех.
Отпустив таратайку, он вошел во двор и наткнулся на Хамдама.
Хамдам был уже одет. Рядом с ним стоял Сапар с кувшином в руке. Хамдам утирал полотенцем лицо.
- А где твой гость? - громко спросил Шипков.
- Спит, - ответил Хамдам.
Сапар засмеялся и поставил кувшин на землю. Шипков увидел под орехом Юсупа. Юсуп крепко спал.
- Утром я встретил его на площади. Значит, это он? Да ведь он молодой совсем! - точно удивляясь, проговорил Шипков.
- Молодой, - ответил Хамдам и бросил полотенце Сапару. Потом, взглянув на часы, сказал Сапару: - Пора будить!
Сапар подошел к Юсупу и крикнул:
- Вставай, сейчас тебя резать будем!
Юсуп вскочил. Хамдам расхохотался, вслед за ним засмеялся Шипков.
Хамдам познакомил Юсупа с Матвеем. Смеялись и Сапар и Юсуп. Вместе с Матвеем Шипковым направились в милицию, на базарную площадь. Базар кончался, площадь уже опустела. Разъезжались последние арбы. Встречные почтительно раскланивались с Хамдамом. Около управления Хамдам простился с Юсупом.
- В шесть часов. Не забудь! - предупредил его Хамдам.
- Если Абит захочет, - сказал Юсуп.
- Как не захочет? Все ждут! Я не пить зову, не гулять, а праздник устраиваю в твою честь. Отсюда ты начал жить!
- Абит обещал, - как бы упрашивая, проговорил Шипков и улыбнулся Юсупу.
- Спасибо! - сказал Юсуп, тоже улыбаясь в ответ. Шипков ему понравился. "Славный человек", - подумал он.
Хамдам поднялся по ступенькам в управление милиции и, оглянувшись на Юсупа, еще раз напомнил:
- Смотри не обижай Беш-Арык!
Юсуп кивнул в ответ и прошел мимо табиба-лекаря, сидевшего под дырявым навесом одного из ларьков и смотревшего вдаль на запад, где солнце уже начало терять свой блеск. Над головой туземного врача висела дощечка с надписью: "Лечит все". Рядом с ним, на табуретке, стояли банки с целебными мазями, затянутые тряпочками, и бутылка йода; здесь же лежали мешочки с какими-то порошками, щипцы и ланцет. Мухи ползали по лбу, он не замечал их. Казалось, что он спит с открытыми глазами.
37
В кабинете председателя беш-арыкского исполкома были открыты окна. На стене, расписанной трафаретом, висела Конституция. На шкафу виднелся детский школьный глобус. Зачем он здесь, никто не знал. Иногда лишь кто-нибудь снимал его со шкафа и крутил пальцем.
Юсуп стоял у окна и смотрел на площадь. Артыкматов сидел за письменным столом. На Абите был белый короткий халат, белые холщовые шаровары, заправленные в мягкие сапоги. На голове была надета черная сатиновая тюбетейка, вышитая белой ниткой. Абит постукивал пальцем по столу, как бы придумывая: "Что же еще следует рассказать Юсупу?" Ему казалось, что он сообщил уже обо всем самом важном - о своей работе, о своих детях. Но Юсуп старался вытянуть из него еще что-нибудь. Он начал расспрашивать его о Хамдаме. Абит поморщился:
- Ты жадный! Много будешь знать, скоро состаришься. Так русские говорят.
Юсуп засмеялся:
- Да ведь Беш-Арык - словно моя родина! Я должен все знать.
- Все? - проговорил Абит и оглянулся, как будто кто-нибудь мог караулить у него за плечами. Потом достал ключ, отпер этим ключом один из ящиков письменного стола, пошарил в нем, вынул оттуда небольшую тетрадку в коленкоровом переплете и, таинственно помахав ею, передал Юсупу.
Юсуп начал просматривать. Он увидел газетные вырезки, наклеенные на листы.
Это была коллекция преступников и преступлений: баи, убившие своих батраков, басмачи, воры-кооператоры, взяточники, бюрократы; здесь же были отмечены потомки Худояр-хана, пробравшиеся обманным путем в Совет. Ненависть и злобу должны были вызвать эти строчки. Дела, запечатленные так неприхотливо и коротко, выглядели обнаженнее, чем в жизни. Это была война, более страшная, чем на фронте, и более опасная, чем бои с басмачами.
Юсуп посмотрел на старика, на его занозистые, колючие глазки и подумал: "Зачем это ему?" Все заметки были помечены подписью: "М а х м у т о в".
- Кто это? - спросил Юсуп.
Абит, наклонившись к Юсупу, испуганно прошептал:
- Я. Начал селькор Махмутов. Его сразу зарезали. Тогда я стал писать. А подпись мертвого. В кишлаках забеспокоились: "Опять Махмутов жив! Жив Голос Бедных!"
Старик улыбнулся, точно торжествуя, и затем вытащил из-за пазухи платок, свернутый конвертом; среди всяких документов в этом платке он отыскал потертый листок бумаги. Мелким, почти микроскопическим почерком на этом листке было написано: "О несоветских делах в советском кишлаке".
Один из жителей Гальчи, Баймуратов, убил свою жену. Милиция арестовала нескольких подозреваемых в убийстве. Хамдам за взятку освободил их, он же объявил себя посредником между родственниками убийцы и убитой. Он воскресил старый обычай - денежное возмещение в пользу родственников убитого человека. Все остались довольны: и убийца, и семья жертвы, и начальник милиции.
- Я послал эту заметку. Не напечатали, - сказал Абит.
Юсуп молча взял ее и спрятал в свою кожаную полевую сумку.
- Товарищ комиссар! - вдруг закричали с улицы. Выглянув в окно, Юсуп увидел конного милиционера, гарцевавшего почти у самых окон. - Я за вами. Все гости собрались. Вас ждут. Вы идете?