- Пусть поорут да постреляют... Я знаю этих сумасшедших, - сказал Лихолетов и разделил взвод свой на группы. - Главное, не торопись... Считай до ста.
Пограничники переждали полчаса, и, как только паника улеглась, Лихолетов свистом подал команду, бойцы вскочили на коней и врассыпную поскакали к разлегшемуся каравану. Лошади натыкались на вьюки и на разложенных в котловине верблюдов. Вой, залпы и дикие крики наполнили степь.
Поймали девять человек. Десятого приволок за ноги старшина Максимов.
- Однорукий... - сказал он Лихолетову осекшимся, хриплым голосом и бросил труп возле заглохшего костра, будто тушу. Обычно спокойный, старшина сейчас был накален схваткой.
- Ну, показывай, - сказал Александр.
Красноармейцы с трудом раздули огонь. При его дымном свете Лихолетов признал в убитом Зайченко.
- Ты застрелил? - спросил он Максимова.
- Не знаю, товарищ начальник!.. Я, как шарил везде, попал к верблюдам. Мешок, думал, наткнулся... Потом чувствую, нет - человек... Лежит между двумя верблюдами, вроде спрятавшись... - объяснил старшина. Шальная, что ли, настигла?
- Мертвый был?
- Мертвый... Вот оказия! - вздохнул старшина.
Он был, видимо, чем-то расстроен и без нужды шмыгал носом.
Труп еще ближе подтащили к огню.
Лихолетов нагнулся над трупом и приподнял косматую окровавленную голову. Она была еще теплая, и прищуренные глаза смеялись. Пуля попала в глотку и вышла наружу, разорвав на мелкие осколки затылочную кость. С трупа сняли нательный кожаный мешок на шнурке, в мешке было немного денег и отпускной документ института. Маленький и серый, как убитая рысь, Зайченко лежал возле костра распластавшись.
Лихолетов тихо выругался.
Среди девяти связанных двое были в форме афганских солдат, остальные оказались купцами и караванщиками. Арестованных посадили около костра на свет.
- У колодца-то вы работали? - спросил их Лихолетов.
Арестованные молчали.
- Сволочи... За что же вы прораба сгубили и рабочих? Чем они вам помешали?
- Воды не давал... - по-русски сказал сарбаз, длинный, рыжий и юркий, как червь.
- Это Кыр-Ягды, Кыр-Ягды. Я его тоже знаю, - зашептал Акбар на ухо Лихолетову.
- Что значит - не давал?.. - спросил Лихолетов.
Расспрашивая этого афганца, Акбар выяснил следующее: напуганный разъездом, караван решил повернуть обратно от границы, на время скрыться, но у них истощился запас воды; удирая, они потеряли бурдюки. Тогда караван попробовал подойти к Новому колодцу. "Седой аскер" - так сарбаз называл прораба Каплю - заявил им, что он их к колодцу не подпустит. Должно быть, Капля сразу догадался, с кем имеет дело. Он послал их за водой на заставу, Он спрятался в песке, роздал своим рабочим винтовки и крикнул, что первый, кто только подойдет к колодцу, будет убит. Караван остановился.
- А как же вы его убили? - спросил Лихолетов.
- Я не бил! - ответил рыжий Кыр-Ягды и усмехнулся. - Наш русский вышел вперед... - сказал он, показав на труп Зайченко. - Он крикнул: "Я русский! Я сопровождаю караван! Это беженцы. У меня есть казенная бумага. Я сейчас покажу тебе. Пусти меня одного". Седой аскер пустил его. Русский подошел к колодцу и, ни слова не говоря, бросил три гранаты.
Слушая этот рассказ, красноармейцы невольно опустили головы.
Лихолетов носком тяжелого походного сапога пнул костер так, что из него брызнул огонь.
- Врешь! - закричал он басмачу. - Никогда не был русским этот бродяга, эта контра!
Басмач стал кричать, выкатив желтые белки, что русский мертвец именно так поступил. Он не врет.
- Ну, а зачем колодец завалили? - спросил Максимов, подступая к нему.
Кыр-Ягды посмотрел на старшину, прищурился и сделал вид, что не понял вопроса.
Грибок подошел к огню, снял котелок с костра. Кипятку не было... Вместо него на дне котелка образовалась клейкая песчаная масса.
- Эх, сторонка! - вздохнул Грибок.
- Не рассусоливать бы, а на месте всех сразу задавить! Чтобы не шлялись! - сказал один из красноармейцев колючим, резким голосом. Лицо у него было обозленное.
- Ишь ты! - подзадоривал его сосед, развалившийся возле костра. Он лежал, закинув руки, и глядел в небо.
- Что "ишь ты"? Пустыня так пустыня.
- Скорый больно, - ответил лежавший.
- Пустыня - мать разбойников... - отозвался его товарищ, потом икнул и, приложив к груди руку, сказал: - Водички бы!
Максимов сидел пригорюнившись поодаль от огня. Пойманные переглядывались, как звери, друг с другом.
Лихолетов решил дожидаться утра. Надо было дать отдых лошадям. Красноармейцы набрали травы. Огонь запылал сильнее. Никто из людей, возбужденных стычкой, не мог спать. Не хотелось. Да и какой сон на походе - вполглаза.
Возле костра сидел маленький Ванюков. Бойцы заметили, что он не отрываясь глядит в лицо трупу и отгоняет от него рукой дым, будто мух.
- Закоптит - боишься? - засмеялись красноармейцы.
Но Ванюков не обратил на эти насмешки никакого внимания. Он обернулся к Лихолетову и спросил:
- А что, товарищ начальник, вы его будто знали?
Лихолетов в ответ рассказал всю историю Зайченко, все, что он помнил: свои беседы с ним, историю Кокандской крепости, потом о боях с басмачами, о любимом командире Макарыче, о пулеметчике Капле, о борьбе с Иргаш-ханом...
Когда Лихолетов кончил свой рассказ, все бойцы примолкли.
Ванюков встал и, тронув сапогом голову трупа, спросил у Лихолетова с недоумением:
- Неужели действительно мать его прачкой была?
- Он говорил - прачка... - сказал Лихолетов.
Ванюков скрипнул зубами.
- Эх... - сказал он и отвернулся. - Лучше бы не рожать ей такую гадюку!
Когда разговоры утихли и люди стали подремывать, Александр услыхал, что его кто-то теребит за плечо. Он открыл глаза и увидел старшину Максимова, сидящего возле него на корточках.
- Товарищ начальник! - шептал он. - Не спите еще?
- Что, что такое? - пробормотал Лихолетов спросонья.
- Живой он был... - горячо заговорил Максимов. - Да мне при ребятах стыдно было признаться. Задразнят... Я, понимаете, как отдал коня Грибку да пополз меж верблюдов, сразу на н е г о навалился... Схватил за руки. Одну схватил. Другую ищу. Нету ее... Где она? Нету! Что за оказия? Тут он зубами вцепился в руку мне. Да так здорово! Тут у меня наган сам выстрелил. Как выстрелил? Прямо не знаю как.
- Ну, что делать, ладно.
- Обидно, товарищ начальник. Живьем бы! - сказал старшина с досадой. - Из-за руки все дело. Я растерялся ищу...
Снова начал он объяснять, но Александр его оборвал.
- Ну тебя. Спи. До рассвета подымай всех. До солнца выедем.
- Есть до солнца, - сказал Максимов и отошел в сторону.
Утром пограничники погнали караван к заставе. Связанные басмачи, прикрепленные поясами к седлам, уныло покачивались на своих конях. Труп Зайченко был оставлен на месте.
Когда окруженный отрядом караван скрылся, над степью появились стервятники. Они летели так низко и так уверенно, как будто уже кто-то им сообщил, что их ждет пища. Взмахивая длинными грязно-белыми острыми крыльями, они переругивались на лету и, опускаясь, тяжело шлепались о песок.
Над горизонтом загорелось мутное солнце.
39
Закончив эту операцию, группа пограничников вместе с Лихолетовым вернулась на заставу.
- Политчас немедленно организуй, - приказал Федоту Лихолетов. - Не мешкая... Полезно будет всем ребятам узнать, что за падаль ликвидировали мы... Именно всех, всю заставу собери, а не только тех, что с нами были... Я лично проведу беседу.
Рассказывая о прошлом, он увлекся. Подробно передал всю картину ночного нападения на Кокандскую крепость и все свои соображения о странном ее коменданте и тут же расписал такими яркими красками поведение Федотки в крепости, что бойцы невольно заслушались. Почувствовав это и сам зажегшись, Александр стал рассказывать и о другом: о боях с басмачами под Кокандом, об освобождении Бухары. Скромное участие Федота в этих делах вдруг тоже как-то расцвело, благодаря темпераменту Сашки. Федотка краснел, смущался, но был рад этому рассказу, чувствуя, как его командирский авторитет подымается. Затем они пообедали, и Лихолетов уехал в Ташкент. Федот его провожал.