- Дела, - ответил Хамдам. - Я уезжаю сегодня и вызову всех, если надо. А ты пока приготовь полк!
- Наверно, ты нашел Иргаша, - сказал Юсуп.
Хамдам загадочно улыбнулся и, ничего не ответив, вытер рукой масленый рот.
Смеркалось. Вошел Сапар и спросил, кто будет сопровождать Хамдама.
- Ты, - сказал Хамдам.
Сапар оскалился и с гордостью посмотрел на Юсупа. Он был тщеславен и завистлив и по молодости не умел скрывать этого. Засмеявшись громко и нагло, Сапар побежал седлать лошадей.
Хамдам вышел на двор.
Алимат, один из джигитов личного отряда, подвел к Хамдаму текинца, только что вымытого, вычищенного, так блестевшего от воды, словно он был покрыт лаком.
Откуда-то, будто из-под земли, вынырнул Абдулла и громко стал сетовать на то, что лавочники не доставили полностью контрибуции. Хамдам возложил на них доставку фуража и зерна.
- Рису нет. Рису заказал два мешка - привезли один. И тот - недовес. И тот - с мусором, - жаловался он.
- Второй мешок ты украл! - наугад сказал Хамдам. Он знал, что Абдулла нечист на руку. - Ишак! - выругался Хамдам.
Абдулла притих и, заворчав, отошел в сторону.
У дверей ичкари** появились жены. Хамдам простился с ними. Джигиты растворили ворота и пожелали Хамдаму счастливой дороги. Один из них осветил двор керосиновым факелом. Хамдам, вскочив в маленькое казачье седло, на лету подхватил поводья, гикнул и поскакал. Когда всадники исчезли и прекратился лай кишлачных псов, жены скрылись.
Алимат затушил песком факел. От этого небо сразу спустилось ниже, и звезды выступили на нем.
- Сегодня моя Сурма родила уже третьего, - сказал Алимат. - Неужели правда, что мужчина может иметь столько детей, сколько звезд на небе?
- Не знаю, - ответил Насыров.
- Ничего-то ты не знаешь! - разочарованно сказал Алимат. - А я вот слыхал... люди говорили, что может.
- А зачем это тебе? Тебе мало троих?
Насыров удивленно взглянул на джигита. Маленький, кривоногий и тощий Алимат поражал его своей любовью к детям.
- Я бы... - мечтательно прошептал джигит, - я бы переехал в пустынную страну, выбрал бы себе тысячу женщин и всех бы сделал своими женами. Я бы хотел иметь много детей. Люблю детей!.. Ведь они не могли бы не слушаться, родные дети! И я бы научил их всех хорошей жизни!
Насыров засмеялся, потом прищурился и плюнул.
- Глупости у тебя в голове, Алимат, - сказал Юсуп. Он сидел тут же, на галерейке, вместе с другими джигитами. - Хорошая жизнь делается не одним, а всеми. И не по-дурацки. За хорошую жизнь люди умирают. Помнишь, на прошлой неделе мы проезжали через Андархан? Помнишь мазар за рощей? спросил он у Алимата.
- Ну, помню, - ответил Алимат.
- Помнишь груду камней, где я остановился?
- Ну, помню.
- Это могила. В ней человек, - сказал Юсуп.
Насыров лениво приподнял плечи и, зевнув, сказал:
- В каждой могиле человек.
- Нет. Не в каждой! - заспорил Юсуп. - Бывает человек - человек, а бывает человек - животное.
Юсуп приложил руки к груди. Он всегда сталкивался с Насыровым. Он чувствовал, что Насыров ненавидит его. Насыров был совсем не похож на Сапара. Сапар как бы все время соревновался с Юсупом и в ловкости, и в знании оружия, и в верховой езде. Сапар был гордецом, щеголем, нахалом, и Юсупу часто не хотелось с ним спорить, он просто отгонял его, как вредную муху. Насыров был немолод, нищ, ничего не имел за душой, поломан жизнью, и в то же время он, единственный из всех джигитов, был по-настоящему привязан к Хамдаму. Он любил его издали, даже не приближаясь к нему, не стараясь выказать перед Хамдамом свою преданность.
- Замолчи, богохульник! - крикнул Юсупу Насыров. - А вы не слушайте его! Он бредит, а вы развесили уши. - Насыров, обернувшись к джигитам, погрозил им кулаком.
- Иди спать! Иди, если тебе неинтересно с нами! - с обидой в голосе сказал Алимат. У него задрожал голос. - Иди же! Иди спать, бешеный!
Насыров, засмеявшись, побрел в сад.
Юсуп почувствовал, что невероятная и страшная скука давит джигитов, что, кроме лошадей, караульной службы и плохой пищи, они ничего не знают в жизни. Эта скука толкает их на распри и раздоры; они вечно бранятся и даже увечат друг друга в драках. Юсуп всматривался в их лица, неподвижные точно у рыб, в спокойные глаза, и ему захотелось зажечь их огнем. Он решил рассказать джигитам сказку.
- Человек - это огонь, это ветер, это вода. Он должен сжигать дурное, сдувать с лица земли пыль и утешать, как утешает вода. Вот что такое человек, - сказал Юсуп.
Джигиты сели в кружок и прижались друг к другу.
- Такие люди бывали, - продолжал Юсуп. - Был таким кузнец, его звали Каве. Он жил при царе Зохаке. Зохак угнетал свой народ. Это случилось вот почему. Однажды Зохак поцеловал дьявола, и от этого у него выросли за плечами две змеи, и этим двум змеям каждый день необходимо было съедать человеческий мозг. Каждый день служители царя поставляли к царскому столу двух человек, палач их убивал, а мозг съедали эти змеи.
Джигиты вздыхали.
- Погодите, слушайте дальше! - говорил Юсуп. - У кузнеца Каве были сыновья, несколько сыновей. В числе других и они достались этим проклятым змеям. У кузнеца остался только один сын, последний. Это все, что было у кузнеца. Вся его надежда, все его счастье. Когда очередь дошла до этого сына, кузнец Каве явился к Зохаку и сказал ему, что он отказывается кормить мозгом своего сына царских змей. Каве хотели поймать, но он успел убежать к себе, на свою улицу. И криками и речами он поднял народ. Кузнец Каве снял свой кожаный фартук и прикрепил его к древку. И повел народ на соседнюю улицу. Так восстала улица за улицей, восстал весь город, и кузнец Каве убил жестокого царя. С тех пор, когда люди в этой стране заговорят о свободе, они всегда вспоминают знамя Каве, кожаный фартук.
Юсуп пошевелил пальцами, как бы показывая, что сказка кончена. Но джигиты молчали. Сказка, переданная им Юсупом, еще катилась медленно в их голове, как вода в сухой канаве, тихо увлажняющая дно. Первым вскочил Алимат.
- Вот это был кузнец! - сказал он. - Храбрый человек! Уважаю его. Не испугался он Зохака.
- Плохо ты понял, - сказал его сосед. Это был джигит лет тридцати, с горбатым длинным носом и синим, нечистым, будто порохом натертым лицом. Угри были у него всюду, не только на лбу и на носу, но и на щеках и на подбородке. - Тут дело не в Зохаке, а в змеях. Царские змеи сосут наш мозг.
- Да, пожалуй, это так надо понимать, - согласился третий джигит, желтый, весь в клочьях, курильщик анаши, с хриплым от курения голосом. Это верно, что нас сосут эти змеи. И до сих пор, проклятые, сосут.
- Вот умрет Насыров. Что скажут люди про него? Как ты думаешь? спросил Юсуп угреватого джигита.
- Ничего, - ответил джигит. - Да и сказать про нас нечего! Был грязь и умер грязью.
- А ты как думаешь? - Юсуп обратился к Алимату.
Но Алимат не слыхал вопроса или нарочно не отозвался. Он печально и ласково посмотрел на звезды и шепнул:
- Все умрут.
Потом он вдруг оживился и, схватив Юсупа за рукав, снова попросил его рассказать что-нибудь.
Юсуп начал рассказывать о могиле над Андарханом. И все, что он говорил про Аввакумова, эти люди тоже восприняли как сказку. Когда рассказ был кончен, первым опять откликнулся Алимат:
- Да, - сказал он, утирая лицо, - это был большевик!
Потом они начали спорить о том, возможно ли счастье на земле. Они так кричали, что Рази-Биби проснулась и разогнала их. Все разбрелись с неохотой, кто куда. Юсуп с Алиматом пошли в конюшню. Они легли возле стенки на соломе. Приятно было лежать и думать. В конюшне возились лошади, вздыхали, жевали сено.
- Тебе нравится Сади? - вдруг спросил Алимат Юсупа.
Юсуп не ответил. Алимат, приподымаясь, схватил за руку Юсупа:
- Будто у тебя на языке гиря, а? Язык не подымается? Отвечай!
- Не хочу. Ты тоже ведь не все говоришь.
- Нет. Я точно арык, который все течет. Я все говорю и ничего не могу скрыть. У меня гордости нет. А ты гордый! - с завистью сказал он Юсупу и, наклонившись над ним, обдавая его своим дыханием, зашептал лукавым и горячим голосом: - А ты укради ее! Попробуй! Ведь краденое - самое сладкое.