"Скоро начнут стрелять по нас", - подумал Сашка. Он ехал еще как на параде, впереди полка, а сзади за ним трусили легкой рысью три его ординарца: Спирин, Куличок и Матюшенков.
Полк уже подступал к той границе за Каганом, к цепи, за которой стояли кавалерия и пулеметные отряды эмира. Как всегда при утренней росе, посвежел воздух. Когда полк приблизился к предместью, раздался первый орудийный выстрел, и, рассекая воздух, со свистом пролетел над Каганом снаряд, ухнув в глинобитную стену одного из дворов в предместье, где размещалась конница эмира.
Муратов, ехавший в первом эскадроне, посмотрел на часы. Было ровно четыре. Этот выстрел был сигналом к общим действиям по всему фронту. Так и указывалось в приказе. Муратов подскакал к Сашке.
- Пошла работа! - рассмеявшись, сказал ему Сашка и быстро вытащил клинок из ножен.
8
Вслед за этим на северной окраине города, по обе стороны шоссе, затакали пулеметы, затрещали ружейные выстрелы. Красные отряды двинулись двумя колоннами. Левая пошла к Каракульским воротам, вторая, правая, - на восток. В ней и был Сашка.
Атака началась внезапно и бурно. Сарбазы эмира растерялись и, не выдержав ошеломительного удара, бросая оружие, боеприпасы и обозы, стали отходить к Старой Бухаре. Кое-где по пути, в кишлаках, они попытались задержаться, отстреливались, но в конце концов не выдержали натиска. Это отступление было типично для наемников. Многие из них просто подымали руки и сдавались в плен. Крестьяне из кишлаков присоединялись к революционным отрядам и быстро вооружались; дорога была усеяна оружием. Опрокинутые арбы с патронами и винтовками валялись прямо на дороге.
На аэродроме 43-го отряда в Кагане около старых летных машин возились люди. Все эти "фарсали", "фарманы", "сопвичи", "ньюпоры", "вуазены" и "альбатросы" давно просились на свалку, но летчики храбро грузили их бомбами. Техники и мотористы доливали бензин, промывали свечи, зачищали потрепанные от песка и бурьяна пропеллеры. Командир отряда спрашивал мотористов:
- Моторы проверены?
- Каждый миллиметр ощупан, товарищ командир.
- Смотри! - Командир кулаком грозил мотористам. - Чей сдаст, в пекло спроважу.
Еще раз он собрал летный состав и повторил задание.
Аэродром имел в длину всего четыреста шагов. Это был обыкновенный кавалерийский плац для обучения верховой езде, с четырех сторон обсаженный пирамидальными тополями. Приспособленный для лошадей, он, конечно, не годился для самолетов. Летчикам предстоял опасный трюк. На "гробах", отяжеленных бомбами, они должны были взлететь с этого блюдечка, окруженного частоколом.
Еще не рассвело. В сумерках расходились летчики к своим машинам, с тревогой поглядывая на проклятые тополи.
Сразу после выстрела первая машина, дряхлый "фарман", побежала по полю, подпрыгивая на буграх. Она отделилась от земли, неохотно набирая высоту, и тяжело пронеслась, чуть не задев за верхушки тополей.
- Шик! Лихо развернул, - сказали летчики, увидав, что "фарман" уже сделал круг над площадкой. Вслед за первой машиной взлетели и закружились другие.
...Пехота, с боем, только к полудню добралась до предместий Старой Бухары. Стены города, прилегавшие к нему кладбища, дома, улицы - все было приспособлено эмиром для обороны. Наступающие красные войска обстреливались артиллерией эмира. В предместьях города уже завязался горячий бой. Упорен он был до крайности. Кладбища несколько раз переходили из рук в руки. Несколько раз красные бойцы добирались до городских ворот, но, осыпаемые пулями и камнями, вынуждены были с большими потерями отходить назад. Авиация, отбомбив, уже вернулась на аэродром.
Русские белогвардейцы, вельможи и чиновники эмира, уездное дворянство - беки и баи, бухарские купцы собрали внутри города свои отряды. Они комплектовали их из рыночных торговцев, слуг, ремесленников, приказчиков, из того мелкого люда, что живет возле богачей, их милостью, их волей. Запуганные начальниками и хозяевами, сбитые с толку яростными проповедниками и крикунами, отравленные анашой, которой они накуривались до одурения, эти сотни напоминали стадо, заболевшее бешенством. Муллы, разрывая одежды на себе, с Кораном в руках, вопили из-за стен:
- Смерть большевикам!
- Да здравствует революция! В яму эмира! - кричали красные бухарские отряды, бросаясь на штурм. Навстречу красным неоднократно раскрывались ворота, и яростные толпы, возбужденные муллами, выскакивали из ворот с возгласами: "Алла, алла!" Они шли, размахивая ножами и винтовками.
- Во имя бога! - орали они.
- Да здравствует народ! - отвечали им партизаны.
Белобухарцы, закрыв глаза, доходили до пулеметов и бросались врукопашную.
Командование эмира внезапными конными ударами, направленными на фланги революционных войск, пыталось привести их в беспорядок.
Несмотря на это, два раза левая колонна красных проникала через Каракульские ворота в Старый город, но, встреченная с крыш ожесточенным огнем, забросанная гранатами, уходила обратно, оставляя на узких уличках убитых бойцов.
Даже ночь не остановила боя. Он продолжался на следующий день. Он не стихал ни на минуту. Гул артиллерийской канонады и зарево пожаров сопровождали его...
9
Полк Сашки стоял на правом фланге. Он несколько раз участвовал в атаках, то поддерживая своим маневром наступающих партизан и пехоту, то отбиваясь от нападений эмирской конницы. Конский и людской состав полка выбыл уже наполовину. Прошли третьи сутки. Люди за это время почти не пили и не ели. Измотанные боем, ободранные и грязные, они укрылись от огня за стенами одного из кишлаков в предместье Бухары. В большом байском доме был развернут полевой лазарет. Раненые лежали на соломе посередине двора и на галерее.
Двор был освещен кострами. Здесь оказывали только первую помощь. Тяжелораненых отправляли на арбах в Каган. В комнатах была устроена операционная. Горели керосиновые фонари. Народу собралось много, и раненые стояли в очереди.
Сашка тоже появился на дворе. Ему порубили правую щеку. Угол ее около рта свисал, точно козырек. Сашка перетянул щеку носовым платком. Из раны хлестала кровь. Попав на двор, он первым долгом решил разыскать Варю. Он оглядывался, но ничего не мог разобрать среди тьмы. Бегали какие-то люди с фонарями, кричали раненые и санитарки. Здесь же стояли верблюды из обоза. Наконец, привыкнув к этой суматохе, осмотревшись, Сашка увидел распределительный пункт и санитарку с фонарем. Он подошел к ней и спросил:
- Где работает сестра Орлова?
Санитарка еще ничего не успела ответить, как раненые загалдели со всех сторон:
- В очередь, в очередь! Порядок соблюдай! Тоже ловкач!
Сашка замахал рукой:
- Я не по этому поводу. Я без очереди не иду.
- Орлова в операционной, - сказала санитарка и осветила Сашкино лицо фонарем.
- Да это командир! Товарищ Лихолетов! Пропустить его! Пропустить! закричали эскадронцы. - Прости, что не узнали! Иди, иди!
Сашка отказался, но его все-таки протолкнули вперед, в дом.
- Здорово! - проговорил Сашка, глотая кровь. Он остановился у входа в операционную.
- Здорово - ответила Варя и, подняв голову, увидала Сашку.
Молодой чернобровый хирург, стоявший рядом с ней, не дотрагиваясь до Сашки руками, осмотрел рану и молча кивнул Варе. Варя вычистила рану, обработала ее и, обмазав окружность раны йодом, так же молча передала Сашку хирургу.
"Во! Даже глазом не моргнула! Нарочно форсит передо мной... - подумал Сашка про Варю. - Стоящая баба! Вполне!"
Хирург сделал ему первичный шов. После этого Сашка опять вернулся к Варе. Она начала бинтовать ему голову. Сашка не спускал глаз с Вари. Он следил за ее быстрыми ловкими движениями. Ее белый халат от шеи до подола был обагрен кровью, руки, с закатанными до локтя рукавами, тоже были в крови, и даже на лбу засохли брызги крови. Кончив перевязку и отправив Сашку к санитарке, она крикнула:
- Следующий!
"Лихая баба! Лихо работает. И откуда в ней столько силы, в закорючке?" - удивлялся он и мысленно одобрял ее.
После перевязки Сашка опять вышел на двор. По двору ходила женщина с кувшином и кружкой. Лицо ее все-таки осталось закрыто чачваном. Она поила водой раненых. Среди крика и грохота взрывов мерцало небо, будто обожженное йодом. Сашка привалился спиной к сарайчику и тихо сполз на землю. Его знобило, он пожалел, что оставил свою шинель в обозе. Он задремал под выстрелы.