- Страна разорена. То есть разорили ее мы. Дохода нет.
- Но советская власть есть! - возразил Джемс.
Зайченко покачал головой:
- Сколько столетий ваша разведка борется за этот край? Надеюсь, вы это знаете лучше меня?
Джемс смолчал, только губы его искривились.
- Сколько голов, своих и чужих, англичане оставили здесь? Неужели вы еще не научились ждать и надеяться?
Джемс опять смолчал.
- Здесь нельзя работать с уверенностью в результате. Здесь надо надеяться на случай, - продолжал Зайченко. - Здесь все случайно, как папа и мама.
Джемс не улыбнулся.
- Мы не выбираем родителей, - сухо ответил он. - Мы выбираем наших служащих.
- Ваши служащие тоже не родились с мыслью об Азии! Разве вас не втянуло сюда, как воздушный поток втягивает в себя песчинку? Разве вам все известно? Разве вы все предусмотрели?
- Не понимаю, о чем вы говорите? Яснее отвечайте на мой вопрос! сурово, но в то же время безразлично сказал Джемс.
Зайченко обозлился. Он достал из-под подушки портфель, порылся в нем и вытащил документ, напечатанный на плотной синей бумаге. Это была копия договора, заключенного представителями бухарского эмира с военным атташе английского генерального консульства в Мешеде. Договор состоял из восемнадцати параграфов.
Содержание его сводилось к следующему: англичане обязываются оказывать помощь в деле низвержения советской власти в Бухаре - взамен этого эмир предоставляет им на будущее право влияния и руководства.
- Даже бухарскую армию вы хотите забрать в свои руки. Не так ли, согласно этого пункта? - сказал Зайченко, ткнув пальцем в бумагу. - Даже Самарканд вы присоединили к Бухаре? Этот договор предусматривает даже способ управления новой провинцией. Договор, очевидно, дело ваших рук? В Афганистане вы тоже рветесь к власти, к влиянию. И думаете: "Мы своего добьемся, мы победим". Это ошибка. Это блеф. Это глупость. И этой вашей глупостью прекрасно воспользовались большевики. - Зайченко спрятал документ в портфель. - Вы не предусмотрели, что об этом документе могут узнать они? Они узнали. Теперь я выражаюсь ясно? Ну, так и я, работая на вас, не могу всего предусмотреть. Учтите, в каких условиях я работаю и в каких вы! Я, очевидно, так и погибну в этой дыре, а вы здесь не задержитесь. Теперь все вам ясно, не так ли?
Джемс не удостоил Зайченко ответом, но Зайченко не унимался:
- Вы работаете как "герой"? Это ваша "историческая задача"? Не так ли? - сказал он, издеваясь над Джемсом. - Если вы "честный человек", - а я не сомневаюсь в этом, - вы работаете для вашей "истории"? Не так ли? Я же работаю из-за денег. Я наемник! И даже без вдохновения! У меня нет никакой исторической задачи. Поэтому у меня более спокойное отношение к вопросу. Я больше вас понимаю, что здесь надо делать. Мой мозг не затуманен никакими посторонними идеями в этой игре, кроме личного расчета. Шесть лет крови убедили меня в том, что такая борьба бесполезна. Энвер-паша, которого вы перебросили сюда к нам на помощь, погиб. Кстати, был ли он действительно Энвер-пашой? Ведь тот Энвер-паша был питомцем германского генерального штаба. Я не ошибаюсь? Я так слыхал еще на службе в русской армии. Как же вы с ним поладили? Впрочем, дело не в этом. Вернемся к нашим баранам, как говорят французы. Много видных курбаши сдаются. Отряды тают. Население против нас. Красная Армия - это больше чем армия, это идея. Отправьте сюда еще сорок тюков оружия - оно будет захвачено Красной Армией...
- Не агитируйте меня! Я тоже читаю советские газеты, - насмешливо перебил его Джемс.
- Очень рад за вас, - с раздражением сказал Зайченко. - Но вы их, очевидно, плохо понимаете. А мне помогает их понимать опыт. Я дошел до многого своим личным опытом. Значит, это правда. Я не отвергаю сегодняшнего способа борьбы, пусть существует диверсия! Но это мелочь, игрушки. Надо бросить силы в политику. А вы лишь калечите ноги!
Джемс улыбнулся. "Дурак! Кого учишь?" - подумал он.
Теперь его смешил этот поручик. Но Зайченко в запальчивости уже ничего не замечал.
- Вы подписываете прежде времени эти бумажки, которые нас только компрометируют, - продолжал он. - Если ваш штаб о чем-нибудь думает, так пусть он думает и об этом! Так вот, предложите ему мои услуги в этом направлении. Я могу быть полезным, вы это знаете по моей работе за эти годы.
- Хорошо. Я подумаю... Между прочим, я хочу предупредить вас... Вы не переставая, на разные лады твердите мне: "Англия то... Англия это..." Ошибка! Так нельзя, мой дорогой. Прежде всего это неверно, это все ваши фантазии. И откуда вы можете знать, на кого я работаю? Я работаю совсем не на Англию. Клянусь вам, как офицер. А на кого, это уже мое личное дело. Что вам известно обо мне? Ничего. Поэтому позвольте дать вам дружеский и в то же время официальный, служебный совет: побольше дисциплины, поменьше болтовни! Англия уже не та держава... - как бы случайно проговорился Джемс, немедленно подавил свою улыбку и продолжал строго и серьезно: Если вы желаете, чтобы наша связь продолжалась, вы знаете только меня... Больше вы ничего не знаете... И не имеете права знать. Понятно вам это? Или нет? Если же будете рассуждать и заниматься болтовней всякого рода, я поступлю с вами по-иному... И это, надеюсь, вам понятно?
Зайченко смутился. Он опустил глаза и сказал нехотя, с зевком:
- Вы же сами наболтали мне, что были офицером англо-индийской армии...
- Ну и что? Мало ли кем я был? Вы тоже были офицером русской армии, а кто вы теперь? "Кто вам целует пальцы?" - Джемс тут рассмеялся и добавил: - Вам надоело работать на Иргаша?
- Нет, - резко ответил Зайченко. - Мне надоел бандитизм.
- У вас есть какой-нибудь план?
- Да.
- Какой?
- План сдачи шаек. Это успокоит нервы большевиков. А мы займемся другим.
- Хорошо, - коротко сказал Джемс. - Отложим решение до утра! "Если у Иргаша заговорили о сдаче, значит положение угрожающее", - подумал он.
Они вышли из кибитки. Джемс молчал. Этот маленький однорукий офицер сейчас удивлял его, и он решил ему задать вопрос:
- Может быть, вы богаты, составили здесь состояние? Может быть, вы действительно хотите отдохнуть?
- Мне не от чего отдыхать! Я мог бы работать двадцать часов в сутки. Но то, чем я здесь занимаюсь, - это не работа.
На вопрос о состоянии Зайченко ничего не ответил. Джемс догадался, что слова его о работе из-за денег были только фразой. Действительно, деньги не интересовали Зайченко. Он не знал, что с ними делать. Их некуда было тратить. Бежать за рубеж и жить там на проценты - его не увлекало.
Он наполнял жизнь кровью, убийствами и несчастьями, он только регистрировал это и скучал от однообразия. Он презирал всех и не мог никому сказать об этом. Он любил выстрелы и боялся смерти и ненавидел все на свете, даже себя.
18
Когда они вернулись во двор усадьбы, где жил Иргаш, веселье уже кончилось, костры потухли и в темноте раздавались только крики часовых и конское ржанье. Зайченко вызвал Мирзу, чтобы тот позаботился о ночлеге Джемса.
Джемсу уже приготовили комнату, кошму, подушки, одеяла и принесли теплую воду. Мирза предлагал свои услуги ловко и незаметно. Джемс почти не ощущал его присутствия. Когда ночной туалет был окончен и наступило время сна, Джемс закурил папиросу. "Иргаш горит, - решил он. - Интересно, знает ли Иргаш о мыслях этого русского офицера? Или этот план - чистейшая импровизация? Офицера надо отправить в Самарканд, его место там. А Иргаш пусть, пока можно, продолжает свое собачье дело".
Подведя итоги, он лег на бок, вытянулся и приготовился спать.
На дороге отчаянно лаяли псы. За стеной визжали бачи. Джемс, слушая их звонкий, почти девичий смех и шлепанье босых ног по галерее, долго не мог уснуть.
"Завтра я налажу отношения с Иргашом, - думал он. - Иргаш, очевидно, обижен. В сущности, как глупы люди и как смешны самолюбия! Завтра я оставлю ему подарки, и он будет счастлив. И будет думать, что он ошибался. Этот русский - тоже только баран. Его когда-нибудь прирежут. Вот и все".
Джемс приподнялся, прислушался, как бы вылавливая из темноты каждый тревожный звук. Потом опять откинулся на подушку. Его гладко выбритое лицо размякло, распустилось, кожа на лице образовала складки возле глаз и губ. На подушке лежала плоская, желтая голова.