Сашка думал, что Юсуп настоящий, хороший товарищ и что его зря обидели. "Юсуп, конечно, еще покажет себя", - решил он.
- Ты в следующую разверстку попадешь! - наивно сказал он Юсупу, желая его утешить.
- Может быть, - уклончиво ответил Юсуп. Он не желал об этом говорить и даже покраснел от Сашкиных слов.
На какую-то секунду у него мелькнула мысль: "А вдруг Жарковский нарочно затирает меня?" Подумав так, он вспомнил свой спор с Жарковским и поведение Жарковского. Но связывать все это сейчас с личными обстоятельствами ему показалось совсем неудобным. Из гордости он запретил себе даже думать об этом.
Размышляя о Лихолетове, Юсуп понял, как много значит одобрение для людей с таким характером, как у Сашки, и как Сашка мог бы заглохнуть, если бы кто-то не поощрял его вовремя. Юсуп не догадывался, что именно он был тем первым человеком, который встряхнул Лихолетова. Именно он, совсем не думая об этом, помог ему...
Юсуп перевернулся на бок, стараясь заснуть, но ничего из этого не получалось. Вспомнился ему Беш-Арык, вспомнились какие-то нерешенные жизненные вопросы. Неприязнь к Хамдаму затихла от времени, и его вдруг потянуло в Коканд...
Он взволновался от одной мысли, что скоро увидит любимые, знакомые места...
У окна, зажав голову в кулаки, безмятежно спал Александр. Рыжая борода его тихонько подрагивала. Он, очевидно, видел сон. "Варьку!" подумал Юсуп, улыбаясь.
...По пыльной, жаркой ночной улице стайками, как в станице, бродили красноармейцы с гармошкой, напевая казачьи песни. Это был молодой призыв, кубанцы и украинцы.
30
Варя считала себя другом Александра и обижалась, когда ее называли женой. Она говорила, что в этом слове есть что-то рабское, старое, приниженное и что для новых взаимоотношений между мужчиной и женщиной требуется выдумать какое-то новое слово. Но не придумывались ни это слово, ни отношения. Все сбивалось на старое, брак был браком. Отношения были нежны и грубы и часто зависели от минуты, от мгновенной вспышки настроения. Все это было внове, все это раздражало ее. Варя вначале думала, что она капризна. Она постаралась смирить свои капризы. Но, смиряя их, злилась и упрекала себя: "Я подлаживаюсь к привычкам Сашки, как любая Девчонка, цепляющаяся за мужа. Это гнусно!"
Одинокая и самостоятельная жизнь приучила ее с юности ценить свою свободу. Варя бунтовала сейчас даже не против брака, а против самой себя.
Девятнадцатый год Варя считала своей лучшей порой. Быть вместе и любить друг друга - вот все, о чем она тогда мечтала. Но когда желания притупились и потеряли остроту, началось сожительство. Варя этого испугалась. Рушилось главное - душевная близость. Сутки разделились на две резкие половины. Днем - можно ворчать, вступать в пререкания. Ночь как будто все примиряла.
Несмотря на постоянные размолвки, Варя все-таки считала, что она любит Сашку и даже любит его недостатки. Но все они были терпимы, если смотреть на них издали и только изредка сталкиваться с ними, а не ощущать их непрестанно бок о бок. Она любила бесшабашный, вспыльчивый и легкий характер Сашки, но ненавидела в нем "то", когда он становился мужем. В "то" входили: грубость, себялюбие, невнимательность, равнодушие.
Лихолетов был прав: Варя даже не заметила его случайной измены, даже не оскорбилась. Для нее было гораздо оскорбительнее другое. Изменив ей, он хотел исправить это приливом нежности. "Он сунул мне подачку", - думала она. Но даже и это простилось ему. Ее раздражало самое состояние при "нем", при муже...
"Еще больше я погружаюсь в это рабство, - рассуждала она. - Либо я против измены, либо я даю Сашке полную свободу. Но ведь свобода - вещь условная. Изменяют мужья, изменяют жены. Изменяют тайно или открыто. Но ведь при этом их отношения тоже изменяются. Не могут они остаться прежними. Значит, к чему это сводится? Каждый из нас, в угоду своему желанию, волен вступить в случайную связь. Тогда что же такое наша брачная связь мужа и жены? Чем эта постоянная связь будет лучше или интереснее случайных связей? Может быть, она станет хуже, как связь из привычки? Тогда зачем постоянство?"
Задавая себе такие вопросы, Варя старалась из добросовестности, присущей ей, сейчас же ответить на них. "Ведь помимо физической близости между мужчиной и женщиной еще существует дружба..." - говорила она. Но в этом своем мнении она всегда ощущала какой-то порок. "Так, конечно, говорят. Но это смешно, - думала она. - Разве друзья должны спать в одной постели?" Она припоминала десятки наивных доводов в пользу такого брака, то есть взаимная помощь, и прочее, и прочее. "Но ведь это кооператив на паях, а не любовь и не дружба".
Варя отказывалась от такой дружбы. "Нет, этого я не хочу, - решила она. - Я люблю Сашку. Я не хочу довести себя до отвращения к нему".
Их жизнь напоминала молчаливый договор людей, заранее решивших, что они никогда не столкуются. Таким образом, все держалось на молчании. Оба они никогда не верили в то, что сумеют вместе прожить всю жизнь. В их отношениях всегда чувствовалось что-то неспокойное и случайное. Обоих это дергало. Варя изводилась, худела. Лихолетов был недоволен, но нервничал меньше, потому что не хотел, да и не умел, думать об этом.
Вот почему, когда в бригаду пришли путевки, Варя почувствовала, что она спасена. Уезжая учиться, она как бы назначала испытательный срок своей любви.
Александр понял, что в ее отъезде не все просто, что она уезжает не так, как уезжают другие. Он терпеть не мог всяких осложнений, считал это химерами, и поэтому не верил, что из Вариных занятий получится что-нибудь путное.
...Учеба отвлекала Варю от размышлений. Варя была аккуратной студенткой. Учебный год, расписанный по часам, шумная толпа студентов, жизнь, лишенная всяких семейных вспышек, - все это пришлось ей по нраву. Правда, первое время она скучала. Но постепенно привыкла и в Коканд явилась уже отдохнувшей, точно девочка, приехавшая с каникул.
Ей было грустно, потому что она не нашла здесь никого из старых знакомых. Все разбрелись, кроме Симы. Варя навестила ее. Та по-прежнему служила телефонисткой и ничего в ее жизни не изменилось. Сима как будто застыла. Бывшая подруга показалась Варе пресной и скучной. Блинова Варя стеснялась. Кроме того, он вечно был занят. Здесь, в одиночестве, почти на отдыхе, она постаралась уйти поглубже в больничную практику. Иногда ей вспоминался Александр. Но его молчание ей показалось настолько красноречивым и оскорбительным, что она запретила себе думать о нем.
Встреча Вари с Юсупом произошла совсем неожиданно.
31
Юсуп выбрался из Шир-Абада вместе с Алиматом и его семьей. В Самарканде они остановились на двое суток, а затем отправились в Коканд. Ехали долго, с бесконечными остановками.
Железные дороги в те годы только еще восстанавливались. Классных вагонов не хватало, пассажирские поезда составлялись главным образом из теплушек. Кондуктора переходили из одного вагона в другой, путешествуя по крышам, влезали в теплушку на ходу, через люк, прорезанный под самой крышей. Поезда ходили так медленно, что пассажиры, проезжая мимо своих кишлаков, часто не дожидались остановок на станциях, а просто выпрыгивали из поезда на ходу, как с телеги.
Алимат со своими домочадцами тоже ехал в теплушке - он экономил на билетах. Юсуп решил не отставать от него. Это медлительное, по старинке, путешествие напоминало ему юность.
Поезд с грохотом полз по серой, раскаленной равнине мимо таких же серых кишлаков, сбитых из глины. В долине мелькали сады, запудренные пылью. На горизонте желтели и дымились горы.
Юсупу было приятно бегать на станциях за кипятком, доставать еду для ребят, беседовать по вечерам о том, как устроится жизнь Алимата в Беш-Арыке, найдется ли для него дом, хватит ли у них денег на первое время, а если не хватит - куда следует пойти на работу.
Алимат высаживался в Посьетовке. Юсуп выбросил ему багаж и помог сойти женщинам и ребятам.
- Передай Артыкматову: я приеду к нему завтра на денек повидаться. Пусть меня ждет! - сказал Юсуп.
Алимат и женщины помахали ему, когда поезд тронулся. Юсуп остался один. Чем ближе подъезжал поезд к станции Коканд, тем сильнее волновался Юсуп. "О чем я беспокоюсь? - думал он. - Встречать меня некому. Дел в Коканде никаких. Отчего же я так волнуюсь?"