Ни один мускул не дрогнул в лице следователя, когда он слушал признания палача, описывавшего страшную картину зверской расправы. И только в потемневших глазах его горел огонь… Он встал, несколько раз прошёлся по кабинету, затем снова остановился возле Подтынного.
— Рассказывайте дальше…
— В начале октября, вскоре после расстрела советских граждан в парке, в городскую полицию съехались полицейские со всех участков, — продолжал Подтынный. — Нас выстроили и повели к зданию больницы, где размещалась жандармерия. Военный комендант Гендеман через переводчика объявил, что на полицию возлагаются новые задачи по поддержанию порядка в городе. Гендеман заявил, что мы должны помочь немецкому командованию отобрать у населения излишки продуктов питания, тёплую одежду для немецких солдат, обеспечить рабочей силой германскую промышленность. После этого работы у нас прибавилось…
4. РАБОТЫ ПРИБАВИЛОСЬ
Город жил трудной, полной невзгод и лишений жизнью. Бездействовала водокачка. По утрам у колодцев, вырытых кое–где на окраинах, выстраивались длинные очереди молчаливых, укутанных в платки женщин. Не было электроэнергии — когда наступали сумерки, в окнах тускло светились чадящие керосиновые каганцы, они отбрасывали на улицу красноватый, тревожно мигающий свет. Два раза в неделю в ларьках выдавались хлебные пайки — двести граммов на человека землисто–чёрного, смешанного с соломой суррогата.
Весть о расстреле коммунистов в городском парке с быстротой молнии разнеслась по городу, и ещё пустыннее стали улицы, ещё тише стало в городе, ещё суровее стали лица краснодонцев…
А в сером бараке после той памятной ночи словно прорвалось что–то, каждый вечер из распахнутых настежь окон неслись пьяные выкрики, бесшабашные разгульные песни. Соликовский и Захаров не вылезали из ресторана. Полицаи сновали по городу в поисках самогона, пугая жителей внезапными ночными налётами, держали себя развязно и нагло.
Однажды Зонс позвонил Соликовскому: Гендеман приказал созвать всех полицейских в жандармерию.
Соликовский разослал нарочных во все полицейские участки с приказом явиться к восьми утра в городскую полицию.
— Да передайте им, чтобы все было в надлежащей форме, — сурово наказал он. — А то я их, подлецов, знаю — напьются с утра пораньше, хоть святых выноси…
Из Шевыревки, Батыря, Первомайки съезжались на подводах полицейские. Собирались небольшими кучками, доставали из карманов «конфискованные» портсигары, кисеты, смрадно дымили, ожидая дальнейших распоряжений…
Соликовский разыскал Подтынного и приказал:
— Построй всех в колонну по четыре!
Подтынный кое–как выстроил эту разношёрстную толпу. Соликовский прошёл вдоль всей колонны, грозно помахивая плетью, и стал во главе её. Сопровождавший его Захаров окинул взглядом неровный строй и, усмехнувшись, шепнул:
— Ну и войско! С такими курей давить…
Соликовский передёрнул плечами, пробормотал: «А, черт с ними!» и, не поворачиваясь, махнул рукой:
— Пошли.
На майора Гендемана полицаи произвели, по–видимому, тоже неблагоприятное впечатление, но он подавил в себе это чувство. Выйдя на крыльцо, он изобразил улыбку, по–русски поздоровался:
— Здравствуйте, братцы!
В ответ послышался разноголосый, нестройный гул. Майор нахмурился. Сорвав очки, он быстро и обрывисто заговорил по–немецки. Переводчик жандармерии Бурхардт едва успевал переводить:
— Армия фюрера продолжает стремительный поход на восток. Близок час её победы. Доблестные солдаты фюрера уже вышли к Волге. Им нужен сейчас хлеб, продовольствие, тёплая одежда, обувь. Вы должны изъять все излишки продовольствия и одежды у жителей и сдать их на склады комендатуры. После победы фюрер возместит мирному населению все понесённые убытки.
Сказав ещё несколько фраз о непобедимости германской армии, майор прохрипел: «Хайль Гитлер!», и сразу ушёл. Полицаи, неуклюже наступая друг другу на пятки, промаршировали перед зданием жандармерии, и на этом смотр был закончен.
— Не понимаю, зачем нужен был этот парад, — досадовал Соликовский, возвращаясь в барак вместе с Захаровым. — Говорил много, а ничего не сказал. Неужели немцы всерьёз думают, что с коммунистами в городе покончено? Черта с два! Они ещё дадут о себе знать!
Захаров широко, во весь рот, зевнул, равнодушно отозвался:
— У них теперь другие заботы. Зима на носу…
С этого дня у обитателей серого барака появились новые заботы. Каждое утро звонил Зонс, требовал выделить отряд полиции «для конфискации излишков у местного населения».