Узнали о листовке и полицаи. Один видел листовку на Пионерской улице, другой — на дереве в городском парке, третий — у ворот гаража дирекциона. С разных концов города сбежались они в серый барак. Собравшись в тесной дежурке, все молча курили, боясь взглянуть друг на друга.
По коридору прошёл Соликовский в надвинутой на лоб папахе. Приказав прислать к нему Захарова, он закрылся у себя в кабинете, хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка.
Через минуту неслышными шагами в кабинет вошёл Захаров, тихо присел на диван. Соликовский уставился на него покрасневшими от злобы глазами.
— Ну, что скажешь?
Захаров пожал плечами, промолчал.
— Молчишь? Нечего тебе сказать? — тяжёлый кулак с силой опустился на стол. — Нет, ты мне ответь: за каким чёртом ты здесь околачиваешься? Какой из тебя следователь? Кого ты выследил? Что узнал? Тогда уничтожил ту бумажку, что у хлебного ларька нашли, и думал — все шито–крыто, никто тебя больше не потревожит? Да?
Захаров с деланно равнодушным видом рассматривал затейливый узор на кожаном чехле своего финского ножа.
— А кто хлеб поджёг? — гремел Соликовский, все больше распаляясь. — Кто скот угнал? Не знаешь? Под носом у тебя орудуют партизаны, а ты…
Захаров слушал молча, и только ноздри его раздувались и вздрагивали. Вдруг он резко вскочил, подошёл к Соликовскому и прошипел сквозь зубы отборнейшие ругательства.
Соликовский вскочил, задыхаясь от ярости. Словно острые шпаги, скрестились два взгляда. В дежурке разом оборвался говор. Полицаи притихли, прислушиваясь к тому, что делается за стеной.
— Ладно… Не время сейчас ссориться, — едва выдавил Соликовский, отводя взгляд в сторону. — Садись, поговорим…
— Вот так лучше! — удовлетворённо отозвался Захаров. Достал серебряный портсигар, закурил, снова уселся на диван, иронически поглядывая на Соликовского.
Несколько минут молчали.
— Про тех коммунистов, что в мастерской работают, узнал что–нибудь? — уже деловым тоном, наконец, спросил Соликовский.
Захаров выпустил целое облако дыма, спокойно разогнал его рукой.
— Узнал. Не коммунисты они вовсе.
— Что? А кто же?
— Да так… Были коммунисты, а сейчас… Одним словом, работяги. Ковыряются с утра до вечера в цехе, никуда не ходят, ни с кем не встречаются, ни о чем не говорят. Есть у меня верный человек, он с них глаз не спускает.
И Захаров подробно рассказал все, что сообщил ему Громов. Коммунисты, предложившие свои услуги управляющему дирекционом, — Филипп Петрович Лютиков и Николай Петрович Бараков — ремонтируют в мастерских шахтное оборудование. Работаю т старательно, на совесть, так что придраться нельзя. Своё обещание они выполнили — уговорили приступить к работе ещё с десяток краснодонцев: плотников Румянцева и Телуева, молотобойцев Выставкина и Ельшина, кузнеца Соловьёва. По их рекомендации поступили на работу в мастерские и несколько молодых ребят — Владимир Осьмухин, Анатолий Орлов, Анатолий Николаев.
Громов всюду неотступно следовал по пятам за Лютиковым и Бараковым, но ничего подозрительного не замечал. В своих донесениях в полицию он сообщал, что оба коммуниста ведут трезвый и тихий образ жизни и, по–видимому, примирились с оккупационным режимом. Сразу же после работы они идут домой, никаких бесед и тайных собраний не проводят, никого ни на что не подбивают.
— Да, тут мы, очевидно, пошли по ложному следу, — задумчиво сказал Соликовский. — Стары уже они для такого дела. И потом, ты листовки видел? Детским почерком написаны. Конечно, кто–то из молодых действует! — И, заметно повеселев, он распорядился: — Созови–ка сюда всех комендантов участков!
Ещё в начале октября по указанию Зонса весь город был разделён на четыре участка. В каждом из них была создана полицейская комендатура. Комендантами участков Соликовский назначил особо отличившихся полицаев — бывшего кулака Свириденко, белоказаков Уварова и Тупалова. В самом крупном участке — Первомайском — комендантом стал Подтынный.
Собрав комендантов, Соликовский дал волю своему гневу — бранился до хрипоты, угрожающе размахивал плетью. Он строжайше приказал ввести круглосуточное патрулирование по всему городу, хватать без разбору всех подозрительных лиц, появлявшихся на улицах после комендантского часа, и приводить лично к нему. Особенно строго Соликовский приказал следить за молодёжью.