Поначалу он устроился десятником на одной из доживавших свой век небольших шахтёнок. Но продержался там недолго: с людьми десятник обращался грубо, несколько раз приходил на работу пьяным, однажды ни с того ни с сего накинулся на молодого рабочего с кулаками. Незадолго до начала войны его уволили.
После этого Соликовский целыми днями слонялся по пивным, плакал пьяными слезами, ругая на чем свет стоит советскую власть, которая так несправедливо обошлась с ним. В пивных он нашёл себе подходящую компанию из мелких жуликов, таких же, как он, пьяниц. Эта компания причиняла краснодонцам немало беспокойства: не проходило дня, чтобы пьяные дружки не затеяли где–нибудь драки, кого–нибудь не ограбили.
Когда с запада донеслись первые отголоски канонады и в городе появились отступающие советские войска, Соликовский внезапно исчез. Рассыльный Краснодонского военкомата, принёсший повестку с вызовом на призывной пункт, застал дома только его жену.
— Ушёл мой Васенька туда, — махнула она рукой в сторону приближающейся канонады, — не стерпела его душа, добровольцем на фронт побежал.
…Через несколько дней город заняли фашисты, и жители Краснодона снова увидели Соликовского. Он важно шагал по улице в белой папахе с малиновым верхом, в синем старомодном френче и широких штанах с жёлтыми лампасами. К поясу была прицеплена гибкая ремённая плеть.
В таком наряде он явился к начальнику военной комендатуры Краснодона майору войск СС Гендеману. Круто выпятив грудь, молодцевато представился:
— Бывший сотник петлюровской армии, сын помещика. В гражданскую войну участвовал в боях против коммунистов!
Майор пытливо посмотрел в глаза Соликовскому:
— При советской власти чем занимались?
— В основном сидел в тюрьмах, господин майор. За разные дела.
— Хотите служить у нас?
— Рад послужить великой германской империи, освободившей нас от коммунистического ига. Готов на любую работу!
Гендеман черкнул несколько слов на листке бумаги, протянул его Соликовскому:
— Идите к начальнику районной жандармерии гауптвахтмейстеру Зонсу. Будете работать под его непосредственным руководством.
Так Соликовский стал начальником городской полиции.
Начальник жандармерии Зонс познакомил его с Захаровым — следователем по уголовным делам. Узкогрудый, с прыщеватым, жёлтым, как дыня, лицом, Захаров держался нагло, разговаривал с презрительной усмешкой. В первый же день он зашёл в кабинет Соликовского, небрежно развалился на стуле, откинув на спинку рыжую, коротко остриженную голову, и, с наслаждением затягиваясь вонючей немецкой сигаретой, принялся рассказывать о себе: специального образования не имеет, отсидел десять лет за убийство («деваху одну прикончил из ревности»), в тюрьме близко сошёлся с ворами–рецидивистами. От них получил надёжный адресок и после освобождения приехал в Ростов. Занимался' грабежами, однажды чуть не «засыпался», собрался махнуть в Москву, но фронт приблизился к Донбассу, и пришлось застрять в Краснодоне.
— Теперь, значит, нахожусь на службе у фрица, — весело закончил он свой рассказ. — Ты как, сам напросился в полицию или ради заработка? — он сразу перешёл на «ты». — А я, понимаешь, люблю красивую жизнь — ну там выпить и ещё кое–что… В полиции, я думаю, недостатка на сей счёт не будет, а? Лафа, черт побери!
Каждое утро Соликовский чинно направлялся в серый барак, бросая по сторонам свирепые взгляды и помахивая ремённой плетью, с которой теперь никогда не расставался. К его приходу вся полицейская команда, состоявшая в основном из его старых дружков — завсегдатаев краснодонских пивных, — уже выстраивалась во дворе. Начальник полиции быстро проводил перекличку, читал по бумажке, присланной из жандармерии, где нужно установить охрану, назначал патрульных. Потом вместе с Захаровым совершал обход арестованных.
В полиции их было много — большая часть барака, отведённая под камеры, была забита до отказа. Стоило кому–нибудь вслух пожаловаться на дороговизну продуктов или косо взглянуть на новоявленных блюстителей порядка, его тотчас волокли в полицию.
После обхода камер Соликовский усаживался за письменный стол у себя в кабинете, шелестел бумагами, перекладывая их с места на место, затем запирал дверь на ключ, строго взглядывал на свободных от патрулирования полицаев, которые играли в дежурке в карты: «Смотрите тут у меня!» — и отправлялся к своему закадычному приятелю Федору Почепцову. Перед войной Федор торговал в ларьке пивом, там и познакомился с ним Соликовский. Когда в городе стали хозяйничать гитлеровцы, Почепцов выхлопотал разрешение открыть собственный ресторан. Здесь, в небольшой грязной халупе с многообещающей вывеской «Зайди, голубчик!», и проводил остаток дня начальник полиции. К ночи его, вдребезги пьяного, любезно доставлял домой сам хозяин ресторана.