— Ванюшка! Вот кого не ожидал встретить! Ах, как здорово, что ты здесь!
Взволнованные неожиданной встречей, они долго тискали друг друга в объятиях.
— Что ж, так и будем посреди улицы торчать, будто на выставке, — спохватился, наконец, высокий. — Пойдём куда–нибудь, поговорим…
— Ну конечно! — живо отозвался приятель. — Пошли ко мне, тут недалеко. Не забыл ещё, где я живу?
Войдя в комнату, высокий опустился на скамью, с наслаждением вытянул затёкшие ноги.
— У-ух, устал… Километров тридцать пешком отмахал…
Оглядевшись вокруг, он как бы невзначай спросил:
— Что, дома никого нет?
— Нет никого. Мамка на хутор ушла, одеяло на картошку менять. — Ну давай, Вить, рассказывай. — Ваня придвинул стул поближе к приятелю. — Постой, сколько ж мы с тобой не виделись? Никак больше года…
— Десять месяцев, — уточнил Виктор. — В ноябре я из Краснодона уехал.
Он замолчал, задумчиво отбивая по столу дробь длинными тонкими пальцами. Худощавое, густо припорошенное пылью лицо его сразу посерьёзнело, лоб пересекла глубокая складка.
— Ну что ж ты?
— Не знаю, с чего и начать… — медленно заговорил Виктор. — Помнишь, после репетиции пошли мы все вместе в военкомат — я, Серёжка Тюленин, Юра Виценовский, Остапенко Сеня… Прогнали нас, вернее, не прогнали, а просто сказали: «Идите, ребята, доучивайтесь, когда надо будет — позовём». Ну, я тогда и уехал в Ворошиловград, к брату. Думал: он секретарём райкома партии работает, поможет, чтобы взяли в армию. А он не в армию, а в тыл меня отправил. Семья его эвакуировалась в Среднюю Азию, вот и меня этим же эшелоном.
Доехал я до Куйбышева, а там слышу по радио последние известия: наши войска разбили немцев под Москвой, перешли в наступление. Вот, думаю, люди воюют, а меня в тыл. Сел на обратный поезд — и домой, в Ворошиловград. Приехал. Брат, конечно,
ругается, мать плачет — она к тому времени тоже к Михаилу перебралась.
Словом, поступил я опять в школу, десятый класс кончил. А потом — немцы к самому городу подошли. Началась эвакуация. Михаил тогда уже секретарём горкома партии стал. Каждый день приходил домой поздно, хмурый, озабоченный, все о чем–то думал. Зашёл я однажды к нему в комнату. «Давай, — говорю, — Миша, серьёзно поговорим. Я уже не маленький, все понимаю. Ты остаёшься в городе?» Он мне все откровенно и рассказал. Горком партии решил сформировать партизанский отряд для борьбы в тылу врага. Командиром отряда назначили первого секретаря горкома партии Ивана Михайловича Яковенко, а Михаила утвердили комиссаром. «А вот с тобой как быть, не знаю, — говорит. — Военкомат создаёт сейчас группу допризывников для отправки в военное училище. Поедешь?» Рассердился я. «Что это, — говорю, — ты меня все в тыл да в тыл. Никуда не поеду. Насильно отправишь — все равно сбегу. В тылу мне отсиживаться нечего. Я уже не ребёнок, с оружием обращаться умею…» И стал проситься к Михаилу в партизанский отряд. Долго просился, чуть не плакал. В конце концов Михаил говорит: «Не имею права решать сам такой вопрос, есть командир отряда, иди к нему». И я пошёл к Яковенко Ивану Михайловичу… Эх, какой это человек был, Ваня! Какой человек!.. — Виктор крепко сжал зубы, резким движением руки расстегнул ворот рубашки.
— Почему ты говоришь — был? — осторожно спросил Ваня. — Он что — погиб, да?
Виктор молчал, углубившись в свои мысли. Наконец, справившись с волнением, снова заговорил:
— В общем взяли меня в отряд. В разведку зачислили. Иван Михайлович все время меня при себе держал, для особых поручений. Тринадцатого июля выехали мы в лес. Там уже база была подготовлена, продукты запасены, боеприпасы. В разведгруппе нас было четверо: я, Забелин, Алексеенцев и Галя Серикова — все из Ворошиловграда. Мы выполняли разные задания — ходили в хутор Обозный узнавать, есть ли там немцы, в Паньковку за продуктами- там свои люди пекли нам хлеб, в Николаевке разыскивали связных соседнего партизанского отряда.
Под Паньковкой первый раз участвовал я в настоящем бою. Нас было семеро. Залегли мы в кустарнике, видим — идут по дороге немцы, спокойно разговаривают о чем–то, смеются. Мы подпустили их поближе и — залпом! Четверо упали замертво, остальные начали отстреливаться. Иван Михайлович приказал всем отходить. А я незаметно отстал, подполз к убитым немцам, подобрал автомат и три винтовки. После Иван Михайлович долго меня отчитывал за то, что без приказа я. Насчёт дисциплины он был очень строгий.
Потом ещё несколько раз ходили мы на задания — нападали на обозы, разрушали связь. А в прошлом месяце пришёл отряду приказ перебазироваться в Митякинские леса — помнишь, в позапрошлом году мы ездили туда на массовку? Ночью возле хутора Пшеничного наткнулись на немцев. Началась перестрелка. Окружили они нас со всех сторон. И вот тогда Иван Михайлович подозвал меня к себе и говорит: «Слушай, Третьякевич, приказ. Немедленно выбирайся отсюда в Ворошиловград — адрес тебе известен. Доложи там обстановку». — «А вы как же, — спрашиваю, — немцев–то вон сколько, не устоять…» — «Ничего, — отвечает, — нам скоро подмога придёт. Выполняй приказ». На другой день пробрался я в Ворошиловград, узнал: погиб в том бою весь наш отряд. Геройской смертью погиб… Ты понимаешь — нарочно он меня в Ворошиловград отправил, чтобы спасти, значит… А сам в том бою…