Неслышно, словно тень, проскользнул Почепцов в кабинет начальника жандармерии. Часовой у входа, вооружённые до зубов солдаты, сновавшие по коридорам, чужая, непонятная речь, обрывки которой доносились из–за прикрытых дверей, — все это так угнетающе подействовало на него, что он, войдя в кабинет, готов был броситься в ноги грозному жандармскому начальнику.
Зонс принял его ласково. Усадил рядом с собой, предложил сигарету.
— Ты оказал нам большую услугу, честно признавшись во всем, — начал Зонс. — С твоей помощью мы разгромили гнездо заговорщиков…
Почепцов молчал, поглаживая рукой подрагивающее колено, пытаясь унять дрожь.
— Но ты сказал нам не все, — продолжал Зонс, постепенно повышая голос. — Кое–что ты хотел скрыть от нас… А знаешь, как мы поступаем с теми, кто пытается нас обмануть? О, с такими мы поступаем очень… — он запнулся, подбирая нужное слово, — очень круто!
Почепцов поднял на Зонса глаза, полные беспредельного ужаса. Лицо его сразу посерело, сморщилось, маленький, резко очерченный рот страдальчески задёргался.
— Я… я не хотел вас обмануть. Я назвал почти всех…
Зонс резко повернулся.
— Почти? Кого же ты хотел скрыть от нас? Почепцов отвёл глаза, едва слышно проговорил:
— Я не сказал сразу, что в штабе состоит ещё… Громова Ульяна.
— Гм… Ну, она уже арестована. Как видишь, нам все известно. Припомни, кого ещё ты упустил. Назови всех, с кем встречался, кого видел на собраниях. Всех!
Мокрые, слипшиеся ресницы Почепцова растерянно дрогнули. Он назвал всех известных ему членов «Молодой гвардии». Всех, даже Уляшу…
Зонс требовательно и выжидающе смотрел на него. Чувствуя на себе этот сверлящий взгляд, Почепцов стал вспоминать всех, с кем доводилось ему встречаться или просто случайно видеться в те дни, когда он был в подпольной организации.
— На собрании однажды я видел Клаву Ковалёву, из хутора… Земнухов её приводил.
— Ковалёва. Ещё кто?
— Ещё девушка была, красивая такая, с косами. Фамилии точно не знаю… Кажется, Сопова…
— Отлично. Ещё?
— Видел Дадышева, он нерусский, отец у него из Ирана… Витька Лукьянченко там вертелся, Тюленина приятель. Только не знаю, может, он случайно там оказался, больше ни разу с ним не встречался…
Взглядом затравленного зверька Почепцов следил за прыгающим по блокноту карандашом и, боясь остановиться, называл одну за другой фамилии своих сверстников: Виценовский, Григорьев, Загоруйко, Куликов, Субботин…
Он вспомнил, что в Первомайке живёт Иван Чернышёв, которому он сам однажды рассказал о «Молодой гвардии» и предложил вступить в неё. Чернышёв отказался тогда, но Почепцов решил назвать и его.
— Та–ак… — довольно протянул Зонс. — Ну что ж, если ещё кого вспомнишь — сообщи немедленно… — И пронизывающе посмотрел на Почепцова.
— Слышал ты такую фамилию — Лю–ти–ков? Он произнёс эту фамилию с особым нажимом, делая ударение на каждом слоге.
— На собраниях её никто не называл?
Почепцов отрицательно покачал головой.
— А ты припомни, припомни хорошенько, — досадливо поморщился Зонс. — Может, кто–нибудь из коммунистов бывал на собраниях? Может, приходили незнакомые? Хорошенько вспомни…
Почепцов снова задумался. Наконец он поднял голову, виновато посмотрел на Зонса:
— Нет, никого не знаю. Вот разве только…
И он рассказал единственный эпизод, который показался ему подозрительным. Однажды — это было в последних числах декабря — он увидел на улице Евгения Мошкова, разговаривавшего с какой–то пожилой незнакомой женщиной. У обоих были озабоченные лица, но когда Почепцов подошёл к ним, они вдруг рассмеялись и непринуждённо стали говорить о наступающем Новом годе, о вечеринке… Женщина сразу ушла, и Почепцов спросил у Мошкова: «Кто это?» Мошков безразлично махнул рукой: «Да так… знакомая», и сразу перевёл разговор на новогодний праздник.
Зонс оживился.
— Женщина, говоришь? Пожилая? Любопытно… Он встал из–за стола, взял в руки карандаш, поиграл им, что–то соображая, вдруг стремительно вышел и через несколько минут втолкнул в кабинет седую женщину в пуховом платке и бостоновом пальто. Левый рукав пальто был наполовину оторван, из прорехи клочьями торчала вата.
Зонс строго взглянул на Почепцова.
— Она?
Почепцов поднял голову и вздрогнул. На него смотрели по–матерински добрые, в лучистых морщинках глаза. Взгляд был серьёзный и в то же время ласковый, тёплый…
Поспешно отведя глаза в сторону, Почепцов снова низко нагнул голову, едва слышно прошептал:
— Она…
— Ну вот, Соколова, — обрадовался Зонс, — вас опознали на очной ставке и подтвердили, что через вас коммунисты передавали указания штабу молодёжной организации. Вы хотите лично удостовериться в этом? Повтори, Почепцов…