Весь остаток ночи и следующий день прошли в беспробудном пьянстве. Не решаясь показываться в городе, полицаи завалились спать тут же в бараке. Соликовский, Захаров и Подтынный, закрывшись в кабинете, пьянствовали.
На другую ночь в бараке снова появился Зонс. Отряхивая снег с сапог, недовольно буркнул Соликовскому:
— Фу, какая вонь! В вашем хлеву нечем дышать…
Соликовский потянулся к нему с переполненным стаканом. Резким движением Зонс выбил стакан, ухватив за ворот Соликовского, сильно встряхнул его:
— Пьяная свинья! Подлец! Так напиться в самый ответственный момент!
Отшвырнув Соликовского, он приказал Подтынному немедленно поднять по тревоге полицию и вывести на улицу всех арестованных, оставшихся в камерах. Подтынный с трудом растолкал сонных полицаев, выгнал их во двор. Жандармы принялись вытаскивать из камер обессилевших от потери крови молодогвардейцев. Каждому арестованному скручивали руки и ноги, завязывали глаза. Жандармы бросали их в сани навалом, одного на другого, словно это были уже трупы…
Зонс торопился. Когда молчаливый санный поезд приблизился к шахте № 5, он на ходу соскочил с передних саней, взмахнув пистолетом, скомандовал:
— Подводите по одному к шурфу. Быстрее!
Гремели залпы на востоке. От разрывов содрогалась земля, огромные зарницы полыхали в небе, и казалось, что бои идут уже где–то на окраине города. Напуганные этим гулом, подстёгиваемые грозными выкриками Зонса, жандармы и полицаи суетились вокруг саней…
Одним из первых подвели к шурфу крупного, широкоплечего мужчину в изодранной рубахе и синих армейских шароварах. Это был председатель Краснодонского райисполкома, член подпольного райкома партии Степан Григорьевич Яковлев. Избитый до неузнаваемости, весь в крови, он все же крепко держался на ногах, и жандармы, окружившие его со всех сторон, с силой подталкивали его к шурфу.
У самого шурфа Яковлев вдруг остановился, двинув могучими плечами, — оттолкнул от себя жандармов. Обернувшись назад, улыбнулся своим друзьям, негромко проговорил: «Прощайте, товарищи!» — и смело шагнул в зияющую пропасть. Из глубины мрачного колодца донёсся его сильный звонкий голос:
— Умираю за Родину!..
Ошеломлённые, застыли возле шурфа жандармы. Зонс ударил рукояткой пистолета стоявшего рядом солдата.
— Ну, что стоите? Давайте следующего! Живее! Услышав грозный окрик Зонса, Подтынный кинулся помогать жандармам.
Подбежав к саням, он потащил лёгонькое щуплое тело и вдруг замер на месте: мешок, окутывавший голову его жертвы, упал, и Подтынный увидел бледное, освещённое луной лицо Тони Иванихиной. Вместо глаз зияли страшные кровоточащие раны. Тоня была без сознания…
Подскочивший жандарм оттолкнул Подтынного, схватил Тоню в охапку и потащил к шурфу. Подтынный стоял на месте, безучастно наблюдая, как двое жандармов, раскачав, бросили в шурф Тоню, затем её сестру Лилю, затем ещё кого–то, ещё…
Успевший протрезветь Соликовский подошёл к Подтынному.
— Все… С «Молодой гвардией» покончено. Пошли домой.
…Прошло несколько дней. Гул за Донцом не утихал, но и не приближался. Фашисты ценой огромных потерь сдерживали напор советских войск на подступах к Донбассу.
Оккупационные власти Краснодона, приготовившиеся было к бегству, приободрились. Майор Гендеман получил новый приказ генерала Клера:
«Необходимо принять самые строгие меры по очистке тыла германской армии от враждебно настроенных элементов, истребить остатки партизанских отрядов, особенно активизировавшихся в последнее время. Всех лиц, задержанных по подозрению в действиях, направленных против великой германской армии, приказываю немедленно уничтожать».
В эти дни в городе появилось много советских солдат, бежавших из плена и пробиравшихся к линии фронта. Жандармы чуть не каждую ночь устраивали облавы, хватали местных жителей, укрывавших беженцев. Опустевшие камеры серого барака опять были полны арестованных. Осмелевшие, воспрянувшие духом полицаи снова стали появляться в городе.
Однажды ночью группа полицаев заметила в тёмном переулке осторожно пробиравшегося вдоль забора человека. Двое схватили неизвестного за руки, третий посветил ему в лицо электрическим фонариком.
— О, старый знакомый! Это сосед мой, Григорьев. А мы–то его искали!..
Соликовский, которому полицаи доложили об аресте одного из укрывавшихся до сих пор молодогвардейцев, поспешил к Зонсу.
— Надо прочесать весь город, — распорядился Зонс. — Видимо, бежавшим партизанам не удалось перейти линию фронта, и они возвратились домой.