— А вы хорошеете, и чем дальше, тем больше.
Эльвира рассмеялась.
— Если поверить вам, то в шестьдесят лет я буду первой красавицей на земле.
Гоуска не сводил с Эльвиры восхищенных глаз. Давненько он не видел ее! Давненько! А сколько она ему в свое время доставила и хлопот, и забот, и расходов… Но что значат все эти издержки души и кармана в сравнении с теми минутами, которые он не может забыть?
— В Будапеште гастролировали? — спросил Гоуска.
— Да.
— Успешно?
— Громкий успех. Разве вы не читали?
— К сожалению, нет.
Эльвира укоризненно взглянула на собеседника.
— Я же не успеваю, дорогая… Дела, дела…
Гоуска, представитель чешской фирмы «Колбен-Данек», долгое время был в разъездах. Эльвира знала об этом, знала, что у Гоуски большая семья. Но он был человек состоятельный, человек изворотливый и предприимчивый. Он мог сорить деньгами ради своего удовольствия, не задумываясь о завтрашнем дне.
— А что теперь вы собираетесь делать?
— Хочу пригласить вас поехать со мной в Швейцарию. Сейчас лучшее время для такой прогулки.
— Опоздали.
— Почему?
— Я подписала контракт с «Амбаси».
— Как жаль… Как жаль. А у меня заманчивый план.
— Я тоже очень жалею, — с наигранным огорчением сказала Эльвира.
— Но могу ли я рассчитывать, что в свободное время…
— Как всегда.
— Значит, по-прежнему друзья! — воскликнул Гоуска.
— Да, хоть вы этого и не заслужили… — Эльвира с улыбкой посмотрела на Гоуску и вдруг вспомнила: они встретились в «Карлтоне». Всегдашний практицизм сейчас же подсказал ей нужный шаг: возможно, Гоуска имеет сведения о лорде Ренсимене.
— Вы знаете, что в Праге гости? — спросила она.
Гоуска улыбнулся.
— Чего только я не знаю? Вы имеете в виду английского лорда?
— Да.
— Я даже могу вам предсказать, чем кончится миссия лорда Ренсимена.
— Вот как! Интересно.
Гоуска огляделся по сторонам и, убедившись, что по соседству никого нет, продолжал:
— Ренсимен поможет Адольфу Гитлеру захватить Судеты, а возможно, и всю Чехословакию. Его миссия «доброй соли» обернется для нас не совсем так, как многие этого ждут.
Эльвира сделала большие глаза. Не потому, конечно, что слова Гоуски ее удивили. Нет. А для того, чтобы Гоуска поверил в ее полную неосведомленность.
— Поверьте мне, — убежденно повторил Гоуска, — так и будет. И, по правде говоря, ни я лично, ни наша фирма ничего на этом не потеряем. Мы верим господину Шахту и деловым людям Германии. Приход нацистов не повредит нашим интересам. Нисколько. Конечно, Англия заинтересована в том, чтобы Гитлер не один все скушал… Ведь неспроста Ренсимен взял с собой такую проныру, как Гуэткин.
— Гуэткин?.. — Эльвира прищурила левый глаз. — Не слышала.
— Гуэткин, начальник отдела экономических соглашений английского министерства иностранных дел, — разъяснил Гоуска. — Приехал с лордом в качестве эксперта. Поговаривают, что он из русских евреев. Насколько это верно, судить не берусь. Но что он делец — это бесспорно. Один из секретарей Гуэткина мой друг еще по Парижу. Я его встретил вчера в «Карлтоне» и перекинулся с ним двумя-тремя словами… Мы поговорим поосновательней в ближайшие дни.
— Что же он за человек, этот его секретарь? — заинтересовалась Эльвира.
— Обаятельная личность. Сравнительно молод, недурен собой, большой весельчак и к тому же умница.
— О! Это уже любопытно, — Эльвира положила свою руку на руку Гоуски. — Надеюсь, вы его мне представите?
— Непременно. Я его затащу в «Амбаси», когда вы будете танцевать.
— Чудесно! Только не забудьте.
— Это невозможно, моя дорогая.
Когда Эльвира добралась до Вацлавской, был уже вечер. Улицы осветились огнями фонарей, неоновыми рекламами. Почти бесшумно, с легким шорохом скользили по черному зеркалу асфальта цветные разномарочные машины. Улицы Праги шумели по-вечернему.
Эльвира шла пешком, что случалось с нею редко, радуясь движению оживленной толпы.
Зал кафе «Шроубек» еще не заполнился. Мягкий рассеянный свет укрытых абажурами ламп не утомлял зрения. Столики сняли белизной скатертей, сверкали нарядной сервировкой.
Обермейер ждал сестру за столиком у окна.
Эльвира и Мориц по внешнему виду были резкой противоположностью. Трудно было предположить, что они родные брат и сестра. Между ними не было ничего общего. Эльвира носила фамилию брошенного ею мужа — Эрман. Поэтому мало кто знал об их кровном родстве. Это вполне отвечало интересам Обермейера. Между ними было условлено, чтобы Эльвира без крайней необходимости не называла себя его сестрой.