У подножия горы приютилась низенькая, не более двух метров высотой, хижина Ранты, построенная из бамбука и крытая листьями саговой пальмы. Позади хижины на холме возвышается девственный лес — гигантские деревья буйно раскинули свои пышные кроны над разросшимся под ними кустарником. В этот пасмурный день гора кажется черной, и только кое-где виднеются светло-серые полоски набегающих на нее облаков. На земляном полу передней веранды хижины стоит бамбуковая скамейка. Налево в углу — бамбуковая с плетеным верхом подставка для кувшина с водой. На бамбуковой двери болтаются клочки газеты.
Из-за поворота дороги выходят два носильщика — они направляются к стоянке грузовиков, прибывших из города за кассавой[1]. Бамбуковые коромысла на плечах людей согнулись под тяжестью груза. На носильщиках черные короткие штаны и широкополые соломенные шляпы. Концы саронгов заткнуты за пояс, у каждого на боку плетеная бамбуковая сумка.
Поравнявшись с верандой, носильщики останавливаются. Один из них берет кувшин с подставки и пьет из него. Его примеру следует второй. Утолив жажду, первый садится на скамейку, поджав под себя ноги. Он машинально отвязывает сумку, вынимает оттуда портсигар, пальмовый лист, свертывает самокрутку и закуривает.
— Закуришь?
— Нет.
— Садись.
Товарищ садится на скамейку рядом с ним.
— Кажется, снова собирается дождь.
— Эх, если бы у нас была повозка…
— Пустые разговоры.
Оба немного помолчали. В наступившей тишине отчетливо слышится шум реки, щебетание птиц. Внезапно все смолкло. Пробормотав что-то себе под нос, первый носильщик с горечью произносит:
— Ты помнишь, как мы строили эту дорогу? Сколько народу было согнано отбывать роди[2]! А что теперь?
— М-м… да-а…
— За то, чтобы пройти по дороге, которую мы сами строили, мы должны платить владельцам плантации. Проходишь через двое ворот — плати два раза. Вот и покупай тут повозку! Сколько платить тогда придется! За каждый проезд через ворота!
— Да-а, плантаторы люди видные, кожа белая, нос прямой, но жадны… как черти.
— Черти и есть.
— Кажется, скоро пойдет дождь.
Носильщики поднялись. Первый бросает окурок и привязывает к поясу сумку. Посмотрев на небо, они медленно бредут дальше.
Спустя некоторое время показывается Ранта, высокий, плечистый мужчина лет сорока. Он идет не торопясь. Сухие узлы мышц на его теле говорят о том, что человек этот много работал и мало ел. На нем грязные белые штаны, трикотажная рубашка с короткими рукавами, тоже грязная и сильно поношенная; синий в фиолетовую полоску саронг повязан вокруг шеи и покрывает плечи. Ранта направляется к своей хижине, дергает за ручку двери.
— Заперто.
Он оборачивается, смотрит на подставку с кувшином, подходит к ней, берет кувшин и жадно пьет. Напившись, снова подходит к двери и негромко зовет:
— Ренг! Ренг! Иренг!
Никто не отзывается. Только шум реки да щебетание птиц слышатся громче, чем обычно. Тогда он подходит к скамейке, садится, смотрит на небо.
— Дождь начинается. Хорошо, что уже дома.
Вскоре на дороге показывается его жена Иренг. За спиной у нее пустая корзина. На Иренг черная кебайя и темный каин[3] из хлопчатобумажной ткани. Она идет, низко опустив голову. Увидев мужа, Иренг вздрагивает и останавливается. На ее еще молодом лице заметно легкое замешательство. Она подходит к мужу и тихо, почти шепотом спрашивает:
— Уже вернулся, пак[4]?
Ранта спускает со скамейки ноги и вздыхает.
Иренг снова тихо спрашивает:
— Неудача?
Ранта встает и, направляясь к двери, сдержанно бросает:
— Кербау уже продали другому… Как дела на базаре?
Иренг открывает дверь и впускает мужа, сама же, стоя перед широко открытой дверью, говорит тихо:
— На базаре паника: налет дарульисламовцев.
— Опять они, — с досадой отзывается Ранта.
Иренг входит в хижину.
Вскоре из-за поворота дороги появляется Муса. На нем китель шоколадного цвета, саронг из пеликата[5], высокая черная шляпа с шелковым бантом. Вся одежда уже поношенная, но еще приличная и чистая. В правой руке у него портфель, тоже изрядно потертый, но еще крепкий, в левой — большая палка с изогнутой рукояткой. На вид ему можно дать лет сорок. Самоуверенная походка и весь его облик свидетельствуют, что этому человеку незнакома тяжелая, грязная работа. Подойдя к веранде, он на минуту задерживает свой взгляд на двери, затем поворачивается к ней спиной и зовет:
1
Кассава — вечнозеленый быстрорастущий кустарник; его клубневидные корни употребляются в пищу. —
3
Кебайя — жакет в талию с длинными рукавами, каин — национальная одежда, напоминающая юбку, ее носят и женщины и мужчины.