В это время снова появляются двое носильщиков. С ними незнакомец. Это невысокий, худощавый, энергичный мужчина средних лет.
— Канг[11], — говорит первый носильщик, — это мой друг. Уже…
Он не успевает договорить, так как в это время второй носильщик замечает портфель и палку и восклицает:
— Это же господина Мусы!
— Да, — отвечает Иренг. — Он убежал. Ранта хотел побить его.
Второй носильщик с удивлением смотрит на Ранту.
— Если так, то, видно, уже началось.
Оба носильщика подходят к вещам, брошенным Мусой, но Ранта предупреждает с порога:
— Не прикасайтесь!
Носильщики поворачиваются и подходят к Ранте, по прежнему не спуская глаз с портфеля и палки Мусы.
Тут впервые подает голос их товарищ.
— Я знаю, что в нем!
Второй быстро оборачивается к нему:
— Откуда?
Тот не отвечает, смотрит на первого носильщика, а он в свою очередь — на Ранту.
— Пак, — говорит он, обращаясь к Ранте и указывая на третьего, — это наш товарищ, он уже два сезона не получает воду на свое поле. Люди господина Мусы отвели воду, а когда он попытался сопротивляться, его избили. Что он мог поделать? У Мусы всесильные друзья. Племянник его работает у Мусы слугой. Так он говорит, что каждую среду ночью господин Муса встречается с бандитами из Дар-уль-Ислама. Вот в чем секрет того, что дарульисламовцы не трогают Мусу, а нас, бедняков, грабят, убивают, жгут наши хижины.
Третий подходит к Ранте.
— Да, поэтому банды его и не трогают.
Тут Иренг в страхе восклицает:
— Ой, если так — нам будет плохо!
— Да, лучше всего бежать, — замечает третий.
Ранта встает, смотрит по очереди на каждого из своих друзей.
— Это значит, стать кули в городе, да? — Он отрицательно качает головой. — Нет. Я тоже знаю, что господин Муса часто встречается с дарульисламовцами. И мы должны пойти к коменданту, доложить об этом.
Третий с восхищением смотрит на Ранту. Ранта кивает головой и решительно продолжает:
— Так будет вернее всего. Да возьмем с собой и эти вещи.
Второй носильщик восторженно приветствует решение Ранты.
— Правильно! Очень правильно!
Не обращая внимания на его слова, Ранта поворачивается к жене:
— Ренг, забери с собой всю одежду и запри дверь.
Иренг уходит в хижину. Вскоре она возвращается с небольшим узлом. Прежде чем уйти с веранды, она запирает дверь на замок и прячет ключ на груди.
Ранта спокойно говорит:
— Ну, пошли! Только не по шоссе.
Он поднимает портфель, запихивает его в узел к Иренг, берет у нее этот узел, надевает его на палку господина Мусы и перекидывает через плечо. Все покидают веранду и вскоре скрываются за поворотом дороги.
Слышится тихий плеск воды в реке и щебетание птиц. Небо, только что ясное, постепенно затягивается тучами.
Близится закат. Издали доносится звон колокола, зовущего на молитву. Небо почернело. Не видно ни звездочки. Наступила ночь. Слышны отдаленные раскаты грома.
Неподалеку от хижины слышатся голоса.
— Далеко ли еще до хижины-то?
— Вот она.
Фонарь освещает веранду. Из темноты показываются силуэты нескольких мужчин. Один из них стучит в дверь.
— Ранта! Ранта! Выходи!
И другой голос:
— Заперто снаружи. Там никого нет!
— Вот черт!
— Поджигай, чего там!
Фонарь гаснет. Слышится топот нескольких пар сапог. Раздается треск — рушатся столбы, а за ними и вся хижина.
— Поджигай!
— Пали, чего там!
И хижины Ранты не стало.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Вторая половина дня. Небольшая деревушка в Южном Бантене, залитая яркими лучами солнца.
Просторная, светлая гостиная в доме господина Мусы. На выложенном желтым кафелем полу у стены — стол и четыре стула. Рядом с ними резной сервант с аккуратно расставленной в нем посудой. На стенах изречения из корана, выгравированные на дощечках в виде всевозможных фигур. В углу, у двери стоит старомодный, массивный письменный стол. В центре под потолком висит керосиновая лампа.
За столом сидит молодая, красивая женщина лет двадцати. На ней батиковый каин и новая кебайя с короткими рукавами. На голове легкая тюлевая косынка. На столе перед ней чашка кофе. Молодая женщина чем-то обеспокоена. Она поминутно тревожно смотрит на дверь, иногда встает и выглядывает наружу. Однако вокруг все тихо. Наконец, не в силах больше сдерживать волнение, она громко зовет слугу:
— Ли! Ли! Роджали!
В дверях показывается стройный восемнадцатилетний юноша в старой залатанной пижаме и потрепанной соломенной шляпе. Легко, неслышно подходит он к хозяйке и вопросительно смотрит на нее своими умными, чистыми глазами.