Все тот же старшина Иванько пришел, наконец, за Ольгой вновь.
- А ну-ка, барышня, с вещами на выход! - радостно гаркнул он с порога, но вовремя сообразив, что порядочная девушка вряд ли понимает такие специфические шутки, поправился:
- Да нет, это я так шучу, оставьте свой чемодан здесь. Просто мы с вами сейчас пойдем к капитану знакомиться. Он уже на месте.
Оля, которая действительно, согласно полученной команде вначале собиралась захватить свои вещи, оставила чемоданчик и пристроилась вслед за старшиной.
- Даму вперед! - сделал тот приглашающий жест и она послушно вышла вперед. - Опять шучу. Пропускать вперед - это у меня уже просто привычка, смущенно пояснил старшина, - мы так обычно конвоируем. - На самом же деле он избрал место сзади, чтобы иметь возможность получше разглядеть великолепные ноги послушно вышедшей вперед женщины, что он сейчас с удовольствием и делал - это и являлось истинной причиной такого его распоряжения. - Налево! - скомандовал Иванько и Оля свернула в указанном направлении, по пути с интересом рассматривая обшарпанные стены - в милицейском учреждении ей довелось бывать впервые. - Прямо!.. А вот и его кабинет, - показал старшина на дверь в торце коридора. - Простите... Теперь он зашел вперед, постучал и, услышав "Войдите!", открыл дверь и бодро отрапортовал:
- Товарищ капитан, доставил задержанную. Ну, ту, что вчера на дороге обнаружили, я вам уже докладывал.
Почему задержанную? - удивилась про себя Оля. А впрочем, какая ей разница - может, у них просто положено так называть?
Тем временем Иванько пропустил ее в кабинет и, получив указание капитана, удалился, тихо прикрыв за собой дверь.
- Присаживайтесь, пожалуйста! - Встав со своего стула, капитан указал на табуретку, стоящую напротив его стола.
Присев, Оля попыталась пододвинуться поближе к капитану и с удивлением обнаружила, что табуретка наглухо привинчена к полу.
- Положено так, - разъяснил хозяин кабинета, заметив ее недоумение. В свою очередь он с интересом рассматривал молодую женщину, робко примостившуюся на самом краешке табуретки и выглядевшую несколько смущенной.
Хороша, - окончив беглый осмотр, сделал предварительный вывод Воловиков. - И перышки уже успела почистить - подмазаться, подкраситься. О том, что над ней целую неделю усиленно работал Антон, говорят разве что наметившиеся круги под глазами, но это ей очень даже идет, делая ее лицо еще красивее, придавая ему дополнительный шарм - этакая утомленность, пресыщенность великосветской дамы, ведущей богемный образ жизни...
- В первую очередь, давайте знакомиться, девушка. Меня зовут Решетников Иван Николаевич, - представился капитан. - Капитан милиции. А вас?
Ольга представилась тоже.
- И зачем же вы, девушка, хотели видеть конкретно меня?
- поинтересовался Иван Николаевич. - Мне ведь старшина Иванько именно так доложил. И что вы делали в лесу, ночью, одна? В общем, давайте-ка не спеша, по порядочку все и расскажите. И не волнуйтесь вы так, Оля, я вас прошу... - мягко произнес капитан, заметив, что она как-то напряглась, готовясь к неприятному для себя повествованию. - Может, желаете чаю? - И не дожидаясь ответа, позвал:
- Иванько!
- Я! - Дверь тут же приоткрылась и в кабинет просунулась любопытная физиономия старшины.
- Сооруди-ка нам чаю с бутербродами, - распорядился хозяин кабинета. И поживее.
- Есть! - Тот мгновенно сгинул и капитан продолжил:
- Я вас слушаю.
- Можно мне сигаретку? - робко попросила Оля, собираясь с духом для предстоящего неприятного для нее рассказа.
- Пожалуйста! - Капитан выдвинул ящик стола и выложил перед ней пачку "Примы". Девушка поблагодарила и вытянула сигарету, хотя курила только облегченные "Мальборо", да и то очень редко. Капитан также угостился сигаретой из своей пачки, хотя тоже курил исключительно "Кэмел". Поднеся огонек сначала даме, только потом он прикурил сам.
- Рассказывайте, Оленька, рассказывайте. - Глаза капитана отечески ласково глядели на сидящую перед ним собеседницу.
Оля, собравшись, наконец, с силами окончательно, принялась излагать свою страшную историю по порядку, делая это может быть даже излишне подробно, начиная с того самого момента, как увидела в газете злополучное объявление - таким образом она старалась оттянуть самую неприятную для себя часть повествования. Капитан Решетников внимательно, очень внимательно слушал, и его выразительные брови при этом то удивленно вздымались вверх, то грозно хмурились, то как-то по особому складывались, выражая сочувствие к несчастной; в общем, отображали целую гамму бурных эмоций, которые вызвал у него рассказ обманутой и столь жестоко поплатившейся за свою излишнюю доверчивость девушки. Он ни разу не перебил ее на протяжении того часа, что заняло у нее изложение этой чудовищной истории, не укладывающейся у него в голове; они прервались ненадолго, лишь когда старшина принес чай с бутербродами... А затем капитан Решетников долго молчал, что-то про себя обдумывая, и лишь слегка безмолвно шевелил при этом губами, очевидно, в такт своим мыслям.
- Вы мне не верите? - с некоторым отчаянием произнесла Ольга, по своему истолковав молчание капитана.
- Что? - как бы очнувшись, произнес тот и немедленно запротестовал:
- Нет, нет! Что вы, Оленька, как вы могли такое подумать. Напротив, вы лишь подтвердили кое-какие мои догадки и подозрения. Дело в том, что я уже давно предполагал, что в моем районе действует опасный маньяк. Не предполагал даже, точнее - знал, но взять его с поличным настолько трудная задача... Ведь у него весьма высокие покровители там. - Он выразительно вскинул кверху глаза. - И потом. Понимаете... - Капитан слегка замялся. Он не оставляет свидетелей. Вот так вот, Оленька. Вы, кажется, первая, кому посчастливилось вырваться из его кровожадных лап живой.
Не найдя слов, потрясенная до глубины души женщина моментально расплакалась. Ну не чудо ли, что именно ей судьба предоставила шанс убежать от этого подонка, который ко всему прочему оказался еще и убийцей.
- Не надо... Ну, не надо, Оленька, прошу вас, - уговаривал Решетников, обойдя стол и ласково поглаживая потрясенную женщину по плечу. - Он налил стакан воды из графина и насильно всучил ей в руки. - Пейте! - теперь уже властно приказал он. - Пейте и ничего не бойтесь! Хватит уже этому маньяку бесчинствовать, придется немедленно его брать! Да, немедленно!.. - Он забежал обратно, на свою половину стола и, схватив трубку старенького телефонного аппарата черного цвета, принялся отдавать четкие, также властные распоряжения:
- Сидоров! Опергруппу на выезд!.. Да, да! Именно сейчас, я сказал! Алло!.. Завхоз?! Степаныч, срочно выдай ребятам бронежилеты!.. Что?! А мне начхать! Да, начхать, я тебе говорю! Чтобы через пять минут они все были у меня укомплектованы! Все!.. Управление? Решетников говорит!.. Да, да, из сто пятого. Майора Крамника, срочно!.. Крамник? Узнал? Решетников, да. Слушай, мне срочно нужен взвод твоих ОМОН-овцев! Сделаешь?.. Да, да, всю ответственность я беру на себя! Перед генералом отчитаюсь сам, лично... Что? Хорошо, пусть подъезжают к лесу, на тридцатый километр. Все, до встречи...
Совершив еще массу звонков, периодически с бешеной энергией накручивая диск телефонного аппарата, разговаривая быстро, напористо, сжато, порой покрикивая на кого-то, видимо на каких-то нерадивых работников, он, как поняла Ольга, готовился к немедленному захвату той "киносъемочной группы", и вообще, все его решительные действия произвели на нее огромнейшее впечатление.
Давно перестав плакать, женщина во все глаза смотрела на этого беспредельно уверенного в себе капитана, вслушивалась в отдаваемые им распоряжения, из которых понимала едва половину, и чувствовала, что не зря Филипыч посоветовал ей обратиться именно к нему. Да, не кто иной, как именно этот капитан наверняка способен обезвредить опасного бандита, невзирая на связи того с высокопоставленными чиновниками.
Только сейчас ей вдруг пришло в голову, что этот несомненно отдающий работе всего себя целиком милиционер давно достиг пенсионного возраста, но до сих пор служит, да еще имеет такое невысокое воинское звание. Это лишь подтверждало слова Филипыча о его, капитана, честности и неподкупности. Наверняка ему ставят палки в колеса коррумпированные коллеги, не давая возможности нормально выполнять свою нелегкую, посвященную борьбе с преступниками, работу. Эта мысль вселила в нее еще большую уверенность в правильности нелегко давшегося ей решения сотрудничать с органами, а также усилила надежду в благоприятном для нее исходе того страшного дела, в которое она по своей же глупости и доверчивости влипла.