— Что это? О чем ты говоришь?
— О школе, конечно. Она тебе не надоела?
— Мне? О нет! Вовсе нет!..
Я резко поворачивал руль и мчал ее к дому. Ведь ей еще надо было готовить уроки: писать сочинения, решать задачи — алгебраические! — она поднималась в свой рабочий кабинет.
— Посмотри в холодильнике, там должны быть консервы! — кричала она мне. — Я сделаю себе бутерброд, когда кончу… Ах, совсем забыла… Если мне будут звонить, скажи, что я занята…
Пришлось мне подпоясаться кухонным фартуком — да-да — и готовить нам с папой смешанные мясные блюда: из куриных, бараньих и мясных консервов. Легко себе представить, как был доволен папа! Его радовали не мои кулинарные таланты, а то, что мы ели на кухне. Сидели на корточках, поставив тарелки на колени, без всяких там приборов — руками, совсем как в доброе старое время!
— Гм! — соображал папа. — Какая доля говядины сегодня?
— Половина. Четверть — курятины, четверть — баранины.
— А вчера было наоборот?
— Да, папа… Надо же все-таки варьировать меню. Завтра я подналягу на курятину.
— Передай мне красного перца.
Я вытаскивал из кармана бумажный пакетик, и он с горящими глазами перчил мясо. Уж очень он был доволен.
Мама покупала книги пачками. Входила в книжный магазин, бросала взгляд на все полки разом и уверенно тыкала пальцем в несколько томов.
— Завернуть, мадам? — спрашивал продавец.
— Не стоит труда, — отвечал я. — Она их прочтет в машине.
В мамином кабинете стоял книжный шкаф, но она предназначала его совсем для других целей, держала в нем засохшие цветы, цветные стеклышки — зеленые, лиловые, красные, переливавшиеся на солнце, кукол с белесыми косичками, маленьких коралловых танцовщиц, всяческую дрянь из ракушек, безделушки, черт бы их побрал, с которых я смахивал пыль метелкой из перьев.
Я накрывал ее постель — ложе отдохновения, — как и она сама, миниатюрное; легкая, словно птичка, она покидала его, ничуть не смяв. Вечером я гасил свет, ссыпал окурки из пепельницы в карман фартука, проходился по книгам рычащим пылесосом. Главное, не надо было их приводить в порядок, трогать с места. Они стояли, задумавшись, как группы сонных безработных посреди главной улицы, которые не слышат ни шума мотора, ни гудков моей машины. Книги, лежавшие на полу открытыми, я так и должен был оставлять.
Рабочим столом служила ей широченная доска, положенная на козлы. Она была засыпана горами бумаг. На толстых стопках в виде пресс-папье лежали булыжники, очень красивые. Тут я тоже ничего не должен был трогать. «Ничего, слышишь, Наджиб?» А ведь снизу было прекрасное дерево — орех с сучками.
Мама появлялась, зажав сигарету в уголке рта, подходила к столу и сразу вытаскивала из кучи именно те листки, которые ей были нужны для занятий. Это, это и это — не колеблясь, на ощупь. Застегивала портфель, смотрела на часы.
— Пора, поехали.
Неведомый мне мир населял глубину ее глаз, улыбка ее светилась лунным блеском; охваченная энтузиазмом, она сбегала по лестнице через две ступеньки. Садясь в машину, она движением головы смахивала с правого виска прядь волос. В этот момент невыразимое ощущение проникало мне в душу. Я изо всей силы нажимал на стартер и давал газ.
Иногда она звала нас с папой к себе в кабинет. Открывала книгу.
— «Post patris mortem, Alexander primum ad Asiam, deinde ad Aegiptorium fines vía contendít». Понимаете?
— Нет! — отвечали мы в один голос.
— Это по-латыни. Речь идет об основании Александрии в Египте. Что доказывает древность и славу города и то, что некогда высокая культура процветала там, откуда теперь до нас доходят только популярные песни и идиотские фильмы. Меня интересуют пути эволюции нации. Их важно понять.
Иногда она нам читала вслух. То есть начинала читать. Сидя, как примерная девочка, на стуле со спинкой, поставив ноги прямо, она перелистывала какую-нибудь брошюрку, размеренным голосом прочитывала страничку-две — никогда больше трех. Тут на нее нападал смех. Нас поражала эта ее внезапная веселость, но факт остается фактом: смех заставлял ее извиваться, как угорь, мычать, как новорожденный теленок, токовать, как тетерев, мяукать, как кошка по весне, икать, заливаться слезами.
— В чем дело, мама? Что с тобой?
— Прочти-ка… Ха-ха-ха, прочти-ка… аф, аф… прочти, ради бога… ха-ха… хи-хи…
Я брал книгу и декламировал: «Магометане бреют череп, за исключением длинной пряди волос посередине головы, в уверенности, что после смерти Магомет за этот хохол втащит их в рай».
— Смотри-ка! Я об этом первый раз слышу. Но раз они пишут… Надо сходить к парикмахеру.