И да, именно Сомова попросила подруг не позволять ей сразу же броситься в объятия любимого, причем делая это по возможности максимально грубо. А всё — ради усиления эмоций столь необычной девушки, которые она так жаждала получить от долгожданной встречи после столь долгой, аж в пару дней, разлуки. Ну что сказать — у всех свои странности.
Сам же Силин, к слову говоря, всё это время просидел с рукой у лица, вроде как увлеченно пялясь в окно. Якобы он не с ними, и вообще не знает этих сумасшедших. Так, во всяком случае, было интерпретировано поведение новичка кидающими на него озадаченные взгляды одноклассниками. По крайней мере, большинством из них.
Ну а Петрова, невозмутимо обходя стороной весь этот цирк, просто-напросто молча покинула класс, отправившись себе в другую школу, где у неё сегодня ещё четыре урока. Благо районный отдел образования, возглавленный теперь тем самым деятельным экс-директором одной из школ, предоставил верной своему делу педагогу отдельный транспорт для таких целей. И теперь училка, ранее не имевшая возможности позволить себе подобного класса внедорожник, довольно рассекала по району на этом вот «монстре». К слову, недавно потерявшем своего прошлого глупого хозяина. То ли не желавшего читать инструкций, то ли вообще признавать Закон. Ну право слово, зачем ему, теперь удобрению сада Её Светлости, а ставшему таковым по итогам Суда, авто?
В общем, Пертрова была такова, но розововолосая поборница справедливости, оскорбленная в своих лучших чувствах, не умолчала:
— Но как же... — растеряно хлопала она глазами. А оглянувшись по сторонам в поисках поддержки у одноклассников, возмутилась. — Они ведь её мучают! Как так можно!!!
— Коржова, да сядь уже. Не видишь, что ли? У этой четвёрки — отношения, прям как в(прыснув) китайских мультиках, — ловко увернувшись от тут же прилетевшей ему в голову «стёрки», ну и ещё от пары импровизированных снарядов изначально учебно-канцелярского предназначения, флегматично призвал к разуму неугомонную девицу тот самый, озадаченный затворничеством княгини, русоволосый крепыш. — Так! Кто ещё раз в меня что-либо кинет — получит вызов! Всем всё ясно?
— А чего ты гонишь на аниме? — проныл рыжеватый пухляш с передней парты, тем не менее воздержавшийся от броска.
— Да я сам тебя вызову за такие слова, Боков-сан! — гордо вскочил смазливый кудряш.
— Изюмов, заколебал. Но я, ты знаешь, к твоим услугам хоть круглые сутки! У нас какой там уже счёт, а? — лениво отмахнулся здоровяк от изящного Изуми-куна, как позиционирует себя негодующий адепт секты воинственных анимешников.
— Ты ведёшь. Пока! — состроив невозмутимую рожу, принял несколько вычурную позу кудряш. Прежде чем продолжить каким-то, не совсем натурально звучащим тоном, к тому же, приторно сочащимся натужным драматизмом. — Но знай! Я во что бы то ни стало одержу верх, и сраженный моими могучими техникам, ты откажешься от своих слов, а также попросишь прощениния. Ты можешь что угодно говорить обо мне, но не смей порочить...
— Меньше пафоса, Олежа! Натурально утомил, — нагло прервал, похоже ранее репетированную перед зеркалом речь красавчика, всё также развалившийся за партой Боков. Что тоже, к слову, выглядело не совсем жизненно. — Если бы ты поменьше болтал, как твои обожаемые персонажи мультиков, а больше действовал, причем не зрелищно, а именно что действенно, то не был бы вечным лузером. Я решительно не преемлю и не понимаю, так воспеваемое у жителей тех стран, тупое упорство и веру, что тысячекратно повторенное одно и то же бестолковое действие, однако поданное под новую пафосную речь, однажды сработает-таки. Мы ж, блин, не в сказке. Ты согласен?
Изюмов промолчал, видимо срочно сочиняя новую речь, которая бы уж точно ввергла «антагониста» в трепет пред крутостью озвучившего сие, позволив наконец победить непременно сдавшегося бы ещё до боя и, разумеется, признавшего бы свою ничтожность осквернителя идеалов.
Пока же разгоралась эта словесная перепалка двух давних, ну или не очень, противников, Коржова, широко раскрыв глаза и уши, прикипела всем своим вниманием к другому диалогу. Между загадочным Силиным и добравшейся-таки к своей цели Сомовой, а также последовавшими за ней Котовой с Роговой.
— Слава, как ты мог нас бросить! — отчитывала юношу, по-прежнему пялящегося на осеннее «лето» за окном, довольно по-хозяйски и как-то привычно облокотившаяся ему на плечи и со спины прижавшаяся своими завидными формами Котова.
— Мы так переживали! — пеняла невозмутимому сухарю, столь увлеченному любованием природой, нагло пристроившаяся тому на колени непосредственная Рогова.