— Угу, — вроде как поверил Силин, хлопнув по уже «дошагавшей» руке, ибо не всё ещё прояснено.
— И к слову, — не сильно обиделась собеседница. — Я не уверена, что от упомянутых во мне сейчас больше, нежели от той же Оленьки Блолобовой или Инги Шац, например. О, ты б видел, что я теперь могу на пилоне выделывать! Я ж, когда переваривала новость и новую «начинку», сама не своя в первое время была, и меня от крайности в крайность бросало. И вот, прикинь, поперлась я в какой-то стрипбар. Ну или чё оно там такое, короче, когда, будучи не в себе, брела себе непойми куда, то случайно оказалась рядом. Ну а уже там, понятное дело, неслабо так накатила. И это при том, между прочим, что не пью ведь совсем. В смысле, Гаус не пила, в вот Шац — очень даже. Да ещё и веществами, дура, баловалась. Вот, а как увидела из-под градуса, как одна там какая-то тощая стерлядь болтается на этой вот палке, то у меня планку-то и... того. Сама, короче, полезла. Ну, показать, как надо. С опытом Шац да с Круа в мышцах — я и не такое могу. Ну и зажгла, уж зажгла. Мда. Даже какого-то обрюзгшего урода с его охраной пришлось потом отваживать. Лиу уж очень не понравилось, что её новую задницу, предел мечтаний тихони Белолобовой, начали так бесцеремонно жмакать прямо во время выступления. Влез, представляешь, ко мне на сцену какой-то депутат(в ругательном смысле) и как начал падлюка приставать. Я сначала повыше взобралась, чтоб он со своим метр в кепке не допрыгнул, ну и давай там красиво крутиться. А он, безмандатный(в очень ругательном смысле), ствол выхватил и машет им грозно. Да ладно бы просто махал, а то ведь, вообрази, меня «ссаживать» начал. Ну понял? Чтоб, значит, овладеть моим уж бездыханным и обзаведшимся непредусмотренными природой отверстиями телом. Наркоман проклятый! Вот и пришлось, понимаешь, наказать. Ствол в задницу ему не стала засовывать — побрезговала изгаженные штаны стягивать, а потому ограничилась лишь, эм, инсталляцией на стене с, так сказать, отсылками. Прям как у одного кинорежипсёра. Но дудочки и двух смазливых андроидов не было, пэтому ограничилась лишь вилками. Символично!
— Э-эм... наверное. Я не очень в теме, — в замешательстве промолвил обескураженный Силин. Но продолжил расспрос, продемонстрировав всё ещё зажатый в руке клинок. — А тебе, случайно, не известно, что с моим кинжалом произошло?
— А вот тут интересно. Не знаю! Но похоже, что железка эта, в отличие от клинка из кольца, не сумела всё как следует пропустить через себя, к тому же будучи напитана твоей мощной Круа, которая вообще позволила так нештатно использовать всего лишь кусок стали. Так что кинжал подобно ловушке удержал в себе до поры до времени то, что впоследствии попало в меня. Ты уже был занят, так что не хмурься. И теперт этот кинжал, скажем так, часть меня, которую, между прочим, я даже ощущаю, эм, примерно как хвост. В общем, готова принять в дар сей предмет, без которого мне очень неуютно.
— Как-то это всё... не знаю, словно всё — лишь бы только заполучить ножик этот. Ну а потом, например, всунуть мне его под ребра как-нибудь при случае, да и гулять себе на все четыре стороны, будучи как тот вольный ветер. Не?
— Сложный ты человек, Слава(вздохнув). Ему — про неземную любовь, а он — нос воротит. Готова, короче, на любую проверку лояльности и верности. Кстати, меня к тебе НСБ приставила.
— Ожидаемо, — пожал плечами пока ещё капитан, но уже намекнули на майора(закатив глаза) и даже звезду Героя(рука-лицо).
— А кинжал, если так опасаешься, можешь и не дарить. Подумаешь(насупившись). Только я тогда удалиться от тебя вряд ли сумею, милый(многообещающе). В том смысле, что если «ломку» без твоей Круа я ещё смогу переносить довольно продолжительное время, то вот без части своей ауры, увы, наверняка даже и неделю не выдержу. И зачем, спрашивается, тебе под боком раздраженная женщина? Ах, какой ты жестокий, — театрально на последних словах запрокинув голову и вычурно приложив руку тыльной стороной ко лбу, выдала драму красотка.
— Ладно, поглядим. А пока побудет у меня, — убирая в Карман предмет интереса «артистичной» Гаус, подытожил всё ещё хмурый Силин. Но тут, что-то припомнив, оживился. — Что ты там про чресла-то, кстати, говорила?
— Ах, какая же я забывчивая, — тут же встрепенулась надувшаяся было шалунья, снова начавшая шалить. — Прошу, не сердитесь, господин, покорная ваша...