— Пожалуй, и я так бы поступил, — не сдержался Чесельский.
— Опять возвращаться на работу простой работницей или в магазин продавщицей не к лицу жене инженера. Осталась сидеть дома. Я очень люблю чистоту, вот и наводила порядок в квартире целыми днями. Каждый день одно и то же… А я очень люблю веселиться, танцевать. Зигмунт же все вечера просиживал дома над книжками. Денег он не жалел, это правда, только считал, что человек совершает преступление, если просто так гуляет по городу, заходит в магазины, посещает выставки. Все мои желания всегда вызывали у него удивление. Представляете? И постепенно от моей любви к нему ничего не осталось, я возненавидела его. Наверное, у меня дрянной характер, потому что я стала получать удовольствие от того, что делала ему все назло. Да и он тоже вскоре понял, что совершил ошибку, женившись на мне. И он меня разлюбил, а вот самолюбие его было задето. И из-за своего самолюбия он ни за что не соглашался на развод. А когда я устроилась на работу в «Гранд-отель», у него даже сердечный приступ был. Он тогда сказал, что я «покрыла позором всю семью Стояновских». Даже свекровь со свекром так не думали, хотя и не одаривали меня любовью. А я так надеялась, что меня хорошо примут в доме Зигмунта.
— Ничего не скажешь, неудачное супружество, — констатировал Шиманек.
— Последний год мы прожили как в аду. Я без конца устраивала скандалы, думала, что тогда он скорее согласится на развод. Зигмунт страдал, это я видела. С трудом сдерживал себя, раза два даже ударил, хотя голоса не повышал. Неожиданно подвернулся Мариан Залевский. Что тут удивляться, если он тронул мое сердце? Да я за самого бы черта пошла, только бы уйти от Зигмунта. К родителям на Таргувек возвращаться не хотелось. Жить одной — где взять силы.
— Да, но Зигмунта Стояновского убили, а вы только что подтвердили, как ненавидели его.
— Я его не убивала. В злости, когда дело доходило до скандала, грозилась, а по уголовному кодексу это рассматривается, наверное, как готовность к совершению преступления. Я даже руки на него не поднимала.
— Вашего мужа убил мужчина. Высокий мужчина. По описанию очень похож на Генрика Ковальского.
Ирена не сдержала усмешки.
— Это абсолютная чушь. Генрик Ковальский — убийца! Зачем?
— Из-за своей любви к вам, хотел вернуть вас.
— Такого не может быть. Да из-за меня Ковальский и пальцем бы не шевельнул. Окажись я в страшной нужде, он и двадцати злотых пожалел бы. Для этого человека главное — хорошо устроиться в жизни. И уж если он за кем-то волочится, то это всегда за своими подчиненными. Пообещает им повышение в должности, и уж самое небывалое, на что решается, так это изредка сводить в ресторан. Он и не собирался возвращать меня к себе. Надо сказать, что он довольно часто менял объекты своих привязанностей. А вообще-то Ковальский трус. Неужели он станет хоть чем-то рисковать? Такого не может быть.
— Да, но он угрожал Зигмунту.
— Знаю. Просто болтал со злости. Да еще при любом удобном случае свинью Зигмунту подкладывал.
— А ваш муж ему тоже?
— Само собой. Дело кончилось тем, что обоих выгнали с работы.
— И ваши родственники тоже ведь грозились…
— Пан поручик, неужели вы их угрозы всерьез принимаете? Когда отец узнал, что Зигмунт хочет на мне жениться, он так обрадовался, решил, что с таким зятем не пропадет, свои две сотни на водку всегда получит. Но муж быстро дал ему понять, что из этого ничего не получится. Здесь я была полностью с ним согласна.
— Так кто же в таком случае убил вашего мужа? — повторил свой вопрос Чесельский.
— Если бы я знала! Когда наш дворник, пан Ротоцкий, сказал, что в доме совершено убийство, я сразу не поняла, о ком он говорил. Зигмунт был человек тяжелый — и в супружеской жизни, и на работе. У него никогда не было близких друзей. Его все недолюбливали. Даже в домике своих родителей на Вёнзовной он требовал, чтобы мебель была расставлена так, как он считал нужным. Он решал, на какой грядке что сажать, где редиску, где помидоры, где салат. Поживи с таким, на всю оставшуюся жизнь сыта им будешь. Только одно дело — не любить, а другое дело — убивать. Муж был очень хорошим специалистом. Наш завод совсем разваливался. Он наладил производство новых масел, навел порядок, и производство продукции величественно пошло вверх. Когда же он оттуда ушел, все стало рушиться, пошло по-старому. Сплошной балаган.
— Ваш муж говорил когда-нибудь, что у него есть враги, что он кого-то боится?
— Нет. Совсем наоборот, хвастался своими успехами. Часто повторял, что только благодаря ему Лазенковская трасса была проложена в срок. Да и в последнее время, хотя мы уже жили как кошка с собакой, не уставал рассказывать, как хорошо идут работы на Торуньской трассе. Думаю, он не врал. Ума не приложу, кого он мог бояться?