— А это (через пятьдесят километров)?
— Общежитие медсестер и туберкулезный центр.
То же и в Болгатанге и в Тамале, в самых отсталых районах республики.
В Гане было много споров о том, стоит ли стране, где медицинское обслуживание в самом зачатке, строить в Кумаси громадный современный госпиталь, больницу на пятьсот коек и училище медсестер на триста человек. Не слишком ли размахнулись? Таких госпиталей немного и в самых передовых странах. Сейчас, говорили скептики, нам нужны простейшие больницы, амбулатории, а госпитали-гиганты с современными операционными и лабораториями — дело будущего.
Но все-таки госпиталь построили. Он возвышается над Кумаси — многоэтажный гигант, раскинувшийся на несколько гектаров.
Это не значит, что больнички и амбулатории не строятся. Их много в Гане. В Аккре на заводе железобетонных изделий мы видели колонны типовых больниц и поликлиник для разных районов страны. Они из сборного железобетона, их выпускают поточным способом.
Первые шаги делает Гана в механизации строительства, в типовом проектировании. И эти первые шаги связаны со строительством больниц.
Остро не хватает врачей. На помощь ганцам приехали врачи из Советского Союза. Им приходится туго. Работать надо вдвое, втрое больше того, чем принято, чем положено врачу по самым жестким нормам. Каждому приходится замещать нескольких недостающих врачей. И это при ганской жаре и влажности, когда после первых часов работы уже хочется прилечь в холодке, когда все время хочется открыть дверь и уйти из этой бани. Но баня — вся Гана, и из нее никак не уйдешь. И врачи не жалуются.
Кстати, уж если разговор зашел о госпитале в Кумаси, нельзя не сказать о мече Окомфо Аноче. Меч этот находится во дворе госпиталя.
Когда великий король ашанти Осей Туту объединил племена, населявшие лес, его мудрый советник и жрец Окомфо Аноче решил закрепить этот союз. Боги послали ему с неба кроме золотого трона еще и меч, символ единства и жизненности народа. Окомфо воткнул меч в землю, в самом центре государства Ашанти. И сказал, что, покуда этот меч останется в земле, будет жив ашантийский народ.
Окомфо, видно, был очень сильным человеком. Да и боги ему, наверно, помогли. С тех пор было много желающих выдернуть меч из земли, но никому это не удавалось. Так меч и находится там, где воткнул его Окомфо.
Мы тоже из любопытства подергали за железную рукоять. И, разумеется, безуспешно. Марат, человек трезвый, объяснил секрет меча так:
— На конце перекладина, как на якоре. Его и бульдозером не возьмешь. А впрочем, в наши планы и не входит его вытягивать.
Приятно, что памятник основания народа окружен светлыми корпусами госпиталя. Они друг другу не противоречат.
ЛЮДИ И БЕЛОЕ ЗОЛОТО
Трансформаторы густо опутаны паутиной. Серебряная, легкая, она кажется сгустком тумана, невесть как попавшего в высушенный знойный полдень Болгаганги — центра Верхней области Ганы. Марат замедляет шаги, останавливается. Останавливается и наш новый знакомый — инженер, директор электростанции.
— Чистим регулярно, раз в две недели. А она снова появляется.
— А где пауки?
— Вы мне не поверите, но никто еще не видел ни одного паука. Наверно, очень маленькие. А какая производительность! Из-за них приходится весь город отключать.
Подобные не предусмотренные справочниками сюрпризы встречаются на каждом шагу. Как ни изучай страну по книгам, все равно такого не узнаешь. Марат достает потрепанную тетрадку в черной клеенчатой обложке. Всего месяц назад он купил ее на Арбате, а она уже объехала чуть не полсвета и почти сгорела на работе. Марат открывает ее раз по пятьдесят на дню. Тетрадь хранит в себе и короткие записи об электростанциях в самых разных концах Ганы, и неровные линии схем, что чертились в беседах с ганскими коллегами, и предложения, возникающие после очередного визита, и письмо домой, которое не успел отправить из Аккры в предотъездной суматохе, и названия мамми-лорри.
Марат Зименков — электрик. И будь то жаркая северная Болгатанга, порт Такоради или лесокомбинат в Самребои, Марат отыщет тамошнего электрика, возьмет его за пуговицу, и они с головой погрузятся в увлекательнейший разговор о напряжениях и количестве фаз.
Советский Союз будет поставлять Гане современное оборудование для промышленных объектов, и Марат должен дать заключение о том, какие типы его наиболее приемлемы для разных районов страны, как лучше всего сочетать нашу помощь с местными ресурсами Ганы, с ее планами на ближайшие годы.
И это весьма непростая задача.
Природа щедро одарила Гану, но обделила одним — топливом, энергией. Ни угля, ни нефти не найдено в недрах страны. Гану терзает энергетический голод. Раньше, всего несколько лет назад, это обстоятельство мало смущало тогдашних хозяев страны. Оно даже до какой-то степени оправдывало ту уродливую однобокость, которой до сих пор характеризуется ганская экономика. «Нет источников энергии — нет возможности перерабатывать на месте богатства страны — страна становится поставщиком сырья». Крупнейший в мире производитель какао ввозит не только шоколад, но и порошок какао; марганец и бокситы вывозятся в виде руды, а на алюминиевых кастрюлях стоит клеймо «сделано в Англии». Громадные бревна целиком сплавляются к пароходам. И все, буквально все до булавок, ввозится в страну из-за границы, большей частью из Англии.
Однако то, что было выгодно англичанам, — отсталость, подчиненность экономики Ганы — оказалось одним из главных врагов молодой страны сразу же после того, как она добилась независимости.
Необходимо быстро развивать промышленность — никто в Гане не сомневается в этом. Но как быть с энергией? В самом ли деле положение безнадежно?
Нет. Давно известны большие энергетические возможности ганских рек и в первую очередь Вольты, одной из крупнейших рек Африки. Реки текут на юг, к океану, точно так же, как текли тысячу лет назад, не перерезанные ножами плотин, ожидая того дня, когда к ним обратятся люди.
В городах Ганы горят электрические лампы. На рудниках и первых фабриках гудят электромоторы. Но все электростанции работают на привозном топливе. До последней капли мазута — все привозится морем, за все надо дорого платить. И если в один несчастный день танкеры не придут в порты — жизнь в стране замрет. Погаснут лампы в школах и больницах, остановятся заводы, рудники…
Это еще не все. Электростанции в Гане строились как бог на душу положит, в разное время, разными людьми, и везде устанавливалось самое разномастное оборудование. Машины ненадежны и часто выходят из строя. А выбросить их пока нельзя. Где-то я читал о большой семье с несколькими сыновьями-погодками. Когда младший брат шел в школу, ему доставался по наследству портфель старшего. Так портфель и переходил до самого младшего, старея с каждым годом. Семья была небогатой, и новый портфель покупался только старшекласснику. Примерно то же в Гане. Если центральное электроуправление раздобыло новое оборудование — оно достается большим городам. А старые машины уходят в области — там и таких нет.
Может быть, частично поэтому ганские электрики, разговаривая с Маратом, показывая ему, чем богаты, не тратят много времени на демонстрацию оборудования. Но они и не жалуются на тяжелую жизнь — ведь понятно, что сегодняшний день Ганы — это уже вчерашний день.
Поэтому же, когда Марат осмотрит генераторы, обсудит местные, специфические проблемы со своим коллегой, разговор неизбежно переходит на будущее, на те дни, когда над страной протянутся линии электропередач и электричество придет в самые далекие деревни саванны. Казалось бы, разговор сугубо технический, но он вполне понятен окружающим. Хотя ‘бы в силу своей страстности, актуальности.
Жизнеспособность страны определяется тем объемом, который занимает во всех делах и разговорах перспектива. Это приятное и знакомое нам по нашей действительности явление, когда человек говорит не только: у нас есть то-то и то-то, а добавляет обязательно: здесь у нас будет завод, электростанция или театр, очень явственно чувствуется в Гане. Это роднит ганцев с нашими людьми, это один из тех китов взаимопонимания, на которых зиждется дружба.