Но сегодня мы свободны. Мы приехали в субботу, и все учреждения на замке. Перед нами лежит город, который надо открыть. Мы не хотим подчинять свою свободную волю справочникам и путеводителям. Мы выходим из гостиницы и идем наугад.
Попадаем не на центральную улицу. Почти впритык друг к другу двух- и трехэтажные дома. Три часа дня, жара начинает спадать, и улица уже намного живее, чем была, когда мы ехали по ней с аэродрома. Эта улица (как мы узнали впоследствии) — типичная улица ганских городов. Население Аккры очень четко делится на тех, кто ездит на машине, и на тех, кто ходит пешком. В Аккре тротуары есть только на одной, центральной улице, да и то не во всю ее длину. Мы увидели фотоателье, перед которыми, как чулки, сушатся на веревках пленки, столовые — чоп-бары, мебельные мастерские. На краю мостовой шлифуют стол красного дерева, который не поместился под навесом. Разносчики, уличные парикмахеры, у ворот сидят старики. Улица не прячет своей жизни от пришельца. Здесь говорят, смеются и ругаются громко — всем, наверное, отлично известно, чем недовольна жена в соседнем доме.
И тут же бросаются в глаза те внешние атрибуты, которые известны по фотографиям и рисункам. Женщины все несут на голове — будь то книга или ведро с водой. А за спиной почти у каждой — ребенок. Ребята молчаливы и серьезны, весь день их укачивает мать, баюкает своей мерной походкой. Мужчины одеты разнообразно, порой кажется, что попал на киностудию, где снимают сразу несколько картин. И черный костюм, и солдатская куртка, и трусики, и короткий полосатый балахон северных областей, и кенте — роскошное, царственное кенте, точная копия римской тоги, только не одноцветное, а всех цветов радуги… В Аккре — люди из разных племен. Кто отказался от привычной одежды, а кто предпочитает ее. Никаких правил по этой части нет — в общем все естественно на ганце. Зато та же одежда, что кажется такой простой на ашанти или га, приобретает кричащий вид, когда ее надевают из оригинальничания или бог весть каких соображений. Как-то я видел американского парнишку из Корпуса мира. Он был коротко подстрижен, худ и обожжен солнцем. На крупном носу надежно сидели очки в тонкой золотой оправе. Парень оделся в северный балахон (не могу найти более точного слева для этой одежды, длиной с рубашку, но широкой, падающей вольными складками), из-под которого торчали серые клетчатые брюки. Результат был до удивления неприличен. Это чувствовали все окружающие, все, кроме самого парня Он ходил гоголем, гордый своим решением пойти на любые жертвы, чтобы показать, что не чурается негров.
Поблуждав в переулках, мы попали на центральную улицу — авеню Кваме Нкрума. Попали, привлеченные высоким домом, который вдруг показался над крышей очередного магазинчика.
Улица окаймлена стеклянными стенами банков и универмагов. Любой отрезок ее — иллюстрация к статье «старое и новое». Причем почему-то рядом все время оказывается очень старое и очень новое. Улица не производит цельного впечатления — это случайное сборище высоких зданий, которые потеснили, но не смогли выгнать старые одноэтажные домики с парикмахерскими, чоп-барами и лавками.
И везде торгуют. В первый день, когда мы попали в Аккру, в субботу, торговали меньше, чем обычно, — короткий день, но вообще-то в Аккре, как и в любом ганском городе, торгуют много. Очень большой процент населения, особенно женского, занят в мелкой розничной торговле, в такой мелкой, когда пачка сахару продается по кусочкам, а сигареты — поштучно. Пока товар дойдет до покупателя, он вырастает в цене в несколько раз, но очень часто ганец может позволить себе купить пять кусков сахару, но не пакет его, в котором кусок обошелся бы дешевле. Бесконечными рядами сидят толстые веселые мамми (мы знали, что увидим их, и увидели) и продают спички, сигареты, носки, нитки, лепешки, тетрадки — все что угодно.
Увидели мы, конечно, и мамми-лорри с названиями на ветровом стекле, и продавцов кинжалов в кожаных ножнах, бус и других сувениров. Согни лет африканцам привозили бусы и меняли их на золото. Теперь приезжие увозят бусы из Африки в Европу. Времена изменились.
В общем, мы увидели очень многое из того, что ожидали увидеть. Гана не таилась. Но, с другой стороны, мы ровным счетом ничего не узнали о ней.
Мы взглянули уже на ее европейскую маску (в гостинице в первую очередь), почувствовали тот городской колорит, что город готов показать любому, кто забежал туда на денек. Вот и все.
Знакомство с Ганой еще предстояло.
ПОЧЕМУ ГАНА?
Энгманн подошел к большой карте.
— Значит, после того как мы окончим знакомство с Аккрой, надо будет собираться в путь по стране.
Мы познакомились с Энгманном два дня назад. Нас представили министру строительства, тот поручил нас своему заместителю, а заместитель — Энгманну, одному из руководителей Управления общественных работ. Мы будем два месяца работать вместе. Мы еще присматриваемся друг к другу, он — первый ганец, с которым нам предстоит близко познакомиться, и по нему мы будем до какой-то степени судить о строителях новой Ганы. Мы — первые русские, с которыми встретился Энгманн. По нас он будет судить о советских людях.
Энгманн скуласт и улыбчив. У него светлая для ганца кожа и резкие, рубленые черты лица. Кабинет его завален папками, и совершенно непонятно, когда он успевает просмотреть и подписать их. Пока мы сидим, раз пять в комнате неслышно появляется курьер и подкладывает новую папку в кипу «входящих». В Гане не хватает квалифицированных инженеров и администраторов, и те, на кого опирается правительство, молоды и чем-то похожи друг на друга. Может быть, деловитостью, серьезностью и способностью быстро разбираться в том, что нужно, что полезно стране.
Нам впоследствии пришлось объехать с Энгманном почти всю Гану, и в каждом городе он встречал или однокашника, или приятеля, или сослуживца. Энпманн из тех руководителей, которые за пять лет независимости прошли путь от рядового специалиста до крупного правительственного или партийного работника. Энгманн побывал везде, в самых дальних уголках страны, когда был дорожным инженером на севере или работал в областном стройуправлении в Такоради. Последние пять лет он провел буквально на колесах, — если страна так быстро строится, письмами и телефонными звонками не отделаешься.
Да и в Аккре, в Управлении, все не так просто. Уж очень разношерстен состав его служащих. Много англичан — архитекторов, инженеров, чиновников. Не все они искренне стараются помочь Гане. Приходится иметь дело с подрядчиками, которые думают в первую очередь о своей выгоде. Не хватает техники, специалистов, средств.
Но обо всем этом мы узнали позднее. А сейчас мы стоим у карты и обсуждаем маршрут.
— Можно приблизительно разделить Гану на три зоны, — продолжает Энгманн, — Побережье, или бывший собственно Золотой Берег, зону лесов и северные территории. Они все разнятся по климату и прочим условиям.
Который раз уж мы рассматриваем карту Ганы. Прямоугольник, вытянутый с севера на юг. Внизу, на юге, его подпирает океан, и кажется, что большинство надписей оторвалось от своих мест и ссыпалось вниз, к океану, к Гвинейскому заливу. Юг притягивает к себе и население, и ресурсы страны. Золотой Берег и страна Ашанти — зона лесов — пестрят названиями городов и деревень, значками минеральных богатств и сельскохозяйственных культур. Чем дальше на север, тем реже встречаются поселения, линии шоссе, голубые полоски рек, значки ископаемых. Пропадают железные дороги и шахты, исчезают заводы Страна развита неравномерно.
Когда смотришь на карту, невольно обращаешь внимание на какую-то неестественность границ Ганы. Потом понимаешь — очертания страны слишком правильны. Как будто кто-то выкромсал тупыми ножницами прямоугольник из тела Африки.