Когда порт остался далеко за спиной, Сварог и Леверлин не сговариваясь скользнули в узкую улочку – проверить, следуют ли за ними, в незнакомом городе особой возможности не было. Поэтому Сварог решил на всякий случай поплутать – береженого Бог бережет. Они углубились в тихий сонный район, очень напоминающий Сварогу Стам6ул из «Бриллиантовой руки». Никого. Только хозяйки, затарившиеся на рынке привозной снедью, посланные наполнить кувшины мальчишки и резкие гортанные окрики далекого точильщика ножей.
Дома здесь стояли плотно друг к другу, давая черные, контрастные тени. Верхними этажами некоторые строения буквально нависали над улицей.
И еще через улицу были переброшены частые деревянные террасы, на которых дремали и вспоминали былое ветхие старички. Много было арок, как будто это не черт знает какое тридесятое царство, а Испания или Аргентина.
Проплутав для порядка с час и не обнаружив ничего подозрительного, искатели приключений вернулись на оживленные улицы. Дело клонилось к обеду, и не оставалось никаких сомнений, что в этой державе обедать любят больше, чем работать. На лицах заметно оживившихся прохожих засветились предвкушающие улыбки. Из подвальчиков и внутренних садиков потянулся аромат жарящегося на углях мяса, кипящих супов с хитрыми специями.
Проходя мимо расточающего особо ароматные запахи заведения, на пороге которого застыл сусально улыбающийся, готовый хватать за полы и тянуть внутрь хозяин, друзья переглянулись. Однако по молчаливому согласию решили оставить гурманские утехи на потом.
Резиденция имперского наместника представляла собой роскошный дворец какой-то странной архитектуры – в небесах Сварог не видел ничего подобного. Вся композиция объемов рассчитана на обостренное эмоциональное воздействие. Едва касающийся земли непрозрачный конус без окон, переходящий в своеобразный венец. Видимо, здание специально так задумали, чтобы оно отличалось от любых других земных построек. Ограда была и вовсе уж необычной – затейливая решетка в два человеческих роста из лучей густо-алого цвета, временами мерцавших золотыми искрами.
– Прикоснешься – без руки останешься? – спросил Сварог.
– Или без головы, если головой, – кивнул Леверлин. – Странно, что приходится объяснять такие вещи лару. Ты посмотри, сколько ходатаев, долго придется торчать…
Очередь человек из пятидесяти – в основном с гильдейскими бляхами, но попадались и представители Семи Сословий, и дворяне – тянулась к небольшому, но богатому на архитектурные излишества домику, пурпурному с золотым, стоявшему вне решетки, у ворот, исполненных из переплетения того же алого цвета. Вдоль очереди прохаживались четверо полицейских в коричневом, и порядок стоял образцовый – едва выходил очередной проситель, следующий скрывался за пурпурной дверью с золотым гербом наместника. Кто-то почти сразу же оказывался снаружи, кто-то задерживался надолго, кто-то покидал канцелярию радостным, кто-то унылым, а один вылетел, словно его вытолкнули пинком, упал, вскочил, отряхнулся и под тихие смешки захромал прочь. На Сварога повеяло родным, полузабытым. Этой очереди было еще далеко до той, в которой они с женой торчали, когда приехали в отпуск в Москву, а в ГУМе выбросили польские сапоги. Или до той, когда он записывался на «Жигули».
Он сунулся было к полицейским, представившись бароном и предъявляя золотые аргументы; но они, о диво, не оказали обычного своего волшебного действия – полицейский молча выдвинул меч на треть и бросил назад в ножны. С таким доводом спорить не захотелось. Пришлось встать в очередь и проскучать часа три. Сварогу, как бывшему советскому человеку, это занятие было насквозь знакомо, и он особо не нервничал, но Леверлин, поджидавший его в сторонке, извелся вконец.
Обращал ли внимание кто-нибудь, насколько люди в очередях похожи? Был здесь и немедля узнаваемый по прошлым очередям полный гражданин, собравший в аккуратную папку рекомендательные бумаги и озирающий прочих с большой долей надменности, словно уже выиграл свое никому не ведомое дело. Словно здесь, среди просителей, доживает последние минуты, но стоит ему войти внутрь, предъявить документы, и взыграют фанфары, в потолке откроется люк и к ногам полного гражданина спустится лестница, ведущая на небеса.
Переминался здесь с ноги на ногу и что-то бормочущий под нос, слегка чокнутый всклокоченный человечек с фанатично горящими глазами. Судя по свернутому в рулон вороху бумаг, это мог быть и считающий себя потомком какого-нибудь былинного героя претендент на наследство, обобранный адвокатами и прибегший к последней возможности доказать правоту. И безумный изобличитель мирового заговора, готовый кричать с пеной у рта, что если его не услышат, то завтра будет поздно. Еще это мог быть неутомимый, уверенный в собственной гениальности изобретатель вечного двигателя или, на худой конец, «боя огненного на колесах».
Мяла уголки платка и тихонько охала под нос горбатая старуха, вероятно, проевшая плешь не одному чиновнику вздорными жалобами. Может, на соседей, якобы устраивающих шабаши. Может, на рыночную стражу, делающую так, чтобы у нее молоко прокисало.
Вот ведь черт, он на другой планете, за сотни тысячелетий от своего времени – а очередь точно такая же. Воистину, кое-что вечно под солнцем…
Сварог горько ухмыльнулся, когда подумал, что он здесь такой же, как и все остальные. И ведь его претензии, на первый взгляд, самые фантастические. И уж чем насмехаться над дожидающимися решения своей судьбы, гораздо разумнее держать ухо востро и коситься по сторонам – нет ли чего подозрительного.
Например, вон тот тип с дамой под ручку. Или Сварогу кажется, или он второй раз проходит по этой улице. И, кажется, в прошлый раз он вел под ручку другую даму. На типе капарат – круглая твердая шапка, свидетельствующая, что тип относится к членам сословия Мер и Весов. А по тому, что шапка украшена ярким матерчатым верхом, да еще и золотым и серебряным шитьем, можно сделать вывод, что в своем сословии тип занимает не последнее место. А может, зря Сварог на него взъелся. Скорее всего, это местный выгодный жених. Разборчивый, потому как богатый.
А вот девушки здесь не самый высший сорт. Иначе Леверлин не столь уж сильно страдал бы от безделья…
Когда подошла очередь Сварога, уже смеркалось. Тени переминающихся с ноги на ногу людей удлинились и начали таять.
За дверью оказалась не столь уж большая, но с невероятной роскошью отделанная комната без окон – узорчатый мрамор, яшма, малахит, драгоценные камни, золото, серебро, ковры, затейливая люстра с электрическими лампочками, висящая под потолком без всякой видимой опоры. Большой портрет Яны на стене, исполненный прямо-таки в лучших традициях соцреализма: она на троне, фигура едва видна из-за самоцветов, сплошь покрывших пышнейшее платье. Что до платья, Сварог в жизни не видел на юной императрице столь идиотского сооружения, никогда не видел ее столь величавой и надменной, а столь огромную корону она удержала бы на голове лишь с помощью магии. И все равно Сварог обрадовался ей, как живой. Показалось даже, будто он уже дома.
Раззолоченный чиновник сидел за золотым столом, усыпанным драгоценными камнями во всевозможных узорах и сочетаниях. Оба блистали, и стол, и чиновник, свет люстры окутывал их мириадами крохотных радуг. Любой земной житель себя не помнил бы от благоговения, но Сварог, осмотревшийся довольно откровенно, решил, что странное золотое украшение на горле чиновника – скорее всего ларингофон. А золотая серьга в левой мочке, закрывавшая всю ушную раковину, – приемник. Кроме того, золотая мишура не мешала лицезреть мешки под глазами и весьма нездоровый цвет кожи. А ведь нервная, судя по всему, у вас работенка, господин наместник. А ведь возраст у вас уже не молодой, господин наместник. Отдохнуть да почки подлечить не помешало бы…
Из чистого любопытства Сварог сначала пошел окольным путем: показал баронские документы и объяснил, каким образом вступил во владение ими. Чиновник, ничуть не удивившись, сунул их куда-то в стол, вскоре вынул, глянул на что-то невидимое Сварогу (должно быть, экран, укрытый от посетителя затейливыми украшения по кромке стола), вернул: