========== Семь примет, часть первая ==========
…О том, что у Тартской Девы и Хромого Льва чувства, или, как говорили в Вольном Народе, «грядет возня в мехах», Бронн Черноводный знал задолго до того, как узнали они сами. И не он один. Однако Бронну всегда нравилось думать, что он — особа посвященная, своего рода, направляющая Десница сладкой парочки. Кто-то вроде мудрого надзирателя.
Или заводчика породистых домашних львят, например.
— Сир-миледи здорова, сир Бронн, — отчитывался Подрик Пейн, колупая какую-то ленту на потрепанном знамени, пущенном на тряпки для вытирания ног, — не понимаю, что вас интересует…
— Львиные отпрыски, — буркнул Бронн, теряя терпение, — я поспорил с Марбрандом.
— Сир, но вокруг зима!
— Зима, парень, это то самое время, спроси одичалых, — Бронн мечтательно цокнул языком, вглядываясь в шатры копьеносиц, — время, когда тепло можно найти только под мехами близкого друга…
Подрик покраснел до ушей. Не далее, как накануне его леди сообщила ему милостиво, что считает другом его, юного Пейна.
— К тому же, — продолжал прагматичный Бронн, — твою леди по утрам тошнит.
— Это несвежее мясо.
— Хм, да-да; неплохой шмат львиного мяса, мой друг, золотой фунт мужской плоти в нужное время в нужном месте — и они не могут удержать еду в себе, толстеют, начинают плакать по любому поводу… мне это знакомо.
— Кто говорил обо львах? — Хогарт Бракс, знаменосец почившего лорда Тайвина, появился с дымящимся чайником и маленьким бочонком подмышкой, — какое мясо?
— Львиное мясо. Живое, я надеюсь — мы еще не встречались после побудки. Потрепанный, но еще плодовитый самец, — охотно продолжил делиться Бронн, — это пиво там, милорд?
— Эль, — Бракс грохнул бочонок на одеяло, — Подрику не наливать!
— Кто сказал? — возмутился юный сквайр.
— Твой кузен и наша леди.
— Ты ее видел? — осведомился Бронн. Бракс пожал плечами:
— Третий час ждет Восточный Дозор. Кто-нибудь, кому надоело жить, может попытаться ее вытащить с вышки. Клиган пытался.
— И где он? Валяется внизу со сломанной шеей, я полагаю?
— Даже, блядь, не надейся, — с приветственным рыком собственной персоной в шатре появился Сандор Клиган, и сразу стало тесно. Очень тесно.
По мнению Бронна, если бы Клиган ответил взаимностью хоть одной из сохнувших по нему одичалых баб, сосуществовать с ним стало бы в разы проще соратникам.
Неудовлетворенный, трезвый и злой Пёс был головной болью всех Ланнистеров. Почему-то плохо знакомые с Клиганом личности считали его нелюдимым одиночкой. Это была бессовестная выдумка, миф; да, Пёс чаще всего был мрачен, зол и напряжен, но всегда ошивался где-то в обществе, готовый взорваться от любого услышанного слова, просто для того, чтобы выплеснуть на кого-то свое дурное настроение.
Как легко было подметить, только обозы из Винтерфелла смиряли нрав Клигана. Всезнающий Бронн подозревал, причиной тому были письма леди Старк-старшей.
В этот раз вместе с обозом прибыли и подарки всему воинству Дня в целом. Зимнее Братство успело достаточно прославиться в Вестеросе, чтобы полоумные дамочки всех мастей заваливали пункты сбора провизии всевозможным барахлом для «великих героев». Точно, как они это делали с героями особо шумных турниров.
А значит, очередной обоз должен был пополнить запас бессмысленными грудами вышитых платочков, знамен и прочей бесполезной хрени — Бронн лишь вздыхал, предчувствуя долгие часы на разгрузке.
Справедливости ради, попадались ценные предметы. Носки, например. Ложки. Иглы и нитки. Хорошие рубашки всех размеров и оттенков. Ну, почти всегда достаточно хорошие. Бронн мог точно сказать, что у леди Мериуэзер либо косоглазие, либо ее в процессе шитья яростно сношают двое-трое дюжих молодчиков-конюхов — иначе безумно кривые стежки и рукава, жмущие в подмышках, ничем нельзя было объяснить.
— И так каждый раз, — вздохнул он, безошибочно узнавая руку упомянутой леди в присланных запасах, сваленных в шатре в одну кучу, — а это что? Книги?
— То, что оставили одича… Вольный Народ, — покосившись на похрапывающих вповалку представителей одичалых, вполголоса закончил фразу Аддам, — выдрали, заразы, листы. Задницу, что ли, вытирали?
— Заворачивали лекарственные травы и грибы, — отозвался из угла Подрик. Бронн фыркнул:
— Знаю я, что там за грибы. А что за книги?
— Погоди, дай зачитать, — сир Марбранд откашлялся, — так-так, ну, приветствия опустим… ага, вот: «…смею надеяться, изысканная подборка сочинений духовных, описывающих прелести» — слышал, Клиган? «прелести», запомни это словцо, звучит куда приличнее, чем «жопа», кхм, — «прелести невинных летних развлечений, коим в лучшие дни предавались мы…».
— Невинные развлечения, как же!
— Ебля на лужку, — прогудел почти задумчиво Пёс, возводя глаза к небу, — в тепле.
— На песочке Дорна, — вздохнул Бронн.
— «…и разгадать величайшую загадку — загадку любви, коя влечет и манит…».
— Прямо, как те грибы. Младшему Пейну, Подрик который, кстати, не давайте этой дряни больше.
— Почему? — почти взвыл мальчик, но вместо ответа получил с обеих сторон по подзатыльнику. Сир Аддам перевел дух и дочитал:
— «И в заключение, если вы вспомните свою тоскующую леди и будете сомневаться в ее чувствах, позволю процитировать мудрецов Эссоса. Любовь возвышенная проявляется в плотских желаниях ярче всего, и именно по ним мы распознаем ее легче. Итак, существуют семь неоспоримых признаков возвышенной любви, и та, что соберет их в себе, несомненно, будет ею являться…», — Аддам перевернул страницу, — дальше только список. Ты посмотри, какая озабоченная! А кому пришло письмо?
— Хольту-младшему. Но он уже всё.
Короткая, очень короткая тишина вернула присутствующих в реальность Зимы, о которой любой ценой в перерывах между сражениями следовало забыть.
— Ну, зачитай нам, что ли, список мудрецов, — нарушил молчание Бронн. Аддам пожал плечами:
— Зачем? У тебя подозрение, что какая-то несчастная девушка питает к тебе, как тут говорится, возвышенную любовь?
— Нахуй любовь! — рыкнул внезапно Клиган, из-за чего сидящий рядом и слегка задумавшийся Подрик побледнел и выронил громыхающий чайник с кипятком, к счастью, всего лишь на землю и наполовину пустой.
Пёс вылетел из палатки, в клубах пара слышны были только ругательства и попытки спасти чьи-то сапоги, ставшие жертвой скверного нрава Сандора Клигана.
— Итак, теперь, когда особо чувствительные особы покинули наше дружеское собрание, мы можем, наконец, покончить с этим? — вздохнул Аддам, — Итак, «Приметы взаимной крепкой любви. Любящие взаимно: пользуются общими вещами. Заботятся друг о друге в малом и великом. Часто прикасаются друг к другу. Ревнуют необоснованно. Имеют свой тайный язык, воспоминания и несбыточные мечты. Любят и изучают все, связанное с предметом своих чувств. Часто смотрят друг другу в глаза».
— Бред какой-то, — зевнул Бракс, — Пейн-младший, драть тебя так и эдак! И сюда накапал воды!
— Я не нарочно, — отозвался надутый Подрик, — это все сир Клиган… то есть, просто Клиган…
— Нервные все, блядь, стали, а тут еще и ты со своей любовью, — с претензией обратился Бронн к Аддаму, и на этом дискуссия на какое-то время перетекла на другие объекты.