Но только не «Отец». Он умер и похоронен, и — нет, нет, нет. Я не такой. Я не хочу таким становиться.
***
Стоически вытерпев два часа возни с волосами, Бриенна была измотана, как после трехчасового спарринга.
И все же вид в зеркале внушал определенные надежды. Джейме оценил милосердие девиц, отказавшихся маскировать ее шрамы притирками и мазями — это было бесполезно, — но все же мог сказать, что их старания даром не прошли. Пожалуй, женщина в зеркале могла показаться… миловидной. Не красавицей, учитывая шрамы на лице, грубоватые черты и общий растерянный вид, но миловидной.
Платье, конечно, украшало ее больше, чем любые прически и старательно раскрашенное лицо. Платье, выбранное Джейме. Они спорили почти час: аргументы Бриенны касались неразумности больших трат на украшательство в послевоенное время. Аргументы Джейме сводились к сомнительного рода комплиментам и замечаниям относительно ее нового звания леди-командующей — и леди-жены.
— В конце концов, как знать, может, ты уже никогда в них не влезешь, — любовно проворковал он, устроив подбородок ей на плечо и вместе с ней глядя в зеркало — новое любимое развлечение Хромого Льва, — скоро нам предстоит выбрать тебе множество новых нарядов… соответствующих твоему особенно интересному положению, не так ли, женщина?
— Ты опять? — разъярилась Бриенна, хлопая его по руке. Джейме состроил обиженную гримасу:
— Не рушь мои мечты так жестоко! Я только представил себе прекрасную, покорную женушку, чьим круглым животом я смогу таранить себе путь среди придворных…
— Ты уже можешь прекрасно этим заниматься, даже без моего живота, — пробормотала Бриенна, бросая обеспокоенный взгляд в зеркало.
— О чем ты?
— Скоро уродливая дылда превратится в разжиревшую уродливую дылду, — мрачно произнесла женщина.
— О, перестань! Ты не можешь… ты, — он осекся, повернул женщину к себе, — ты действительно так думаешь?
Он знал виноватый вид Бриенны, как сейчас. Такой она всегда бывала, когда кто-то делал ей с придворной любезностью комплименты. Но Джейме не думал, что это относится и к ее беременности. Его чувства по этому поводу были очевидны. Он уже бродил вокруг нее гордый, как настоящий лев. Разве что гривой не тряс и не рычал. Если бы не слезные мольбы Бриенны захлопнуть рот и прекратить бросать двусмысленные намеки каждому собеседнику, лорд Ланнистер уже донимал бы всех разговорами о колыбельках, кормилицах и пеленках, как недавно обрученная чадолюбивая старая дева.
Может, это был единственный ему известный способ справиться с переживаниями. Но все же — Джейме не мог не думать о том, что большую часть трудов и тягот на себя берет Бриенна. Как, впрочем, и прежде.
Он зубоскалил — она спасала ему жизнь после отрубания руки; он оставлял ее с врагами — она дралась с медведем. Но драка с медведем длилась минуты, а ребенка носить ей предстояло еще полгода без малого, как и рожать потом.
— Присядь, женщина.
— Со мной все хорошо, — устало пробормотала Бриенна, но все же села сразу, что лишний раз встревожило Джейме.
Что беспокоит тебя больше всего, женщина? Что, кроме недомогания — хотя и его достаточно было бы; я же вижу. Я вижу, как ты бледнеешь, когда мимо проходят подвыпившие гуляки, благоухающие всеми ароматами похмелья. Я слышу, как тебя тошнит в неожиданное время в неожиданных местах. Я чувствую, как ты ворочаешься ночью и вскакиваешь по нескольку раз. Но есть что-то еще, есть, я знаю.
— Ты уже не влезла в доспехи, женщина? почему такой кислый вид?
— Я не могу упражняться с мечом, — выпалила она, опуская угрюмо глаза, — я… не могу, — она подняла руку, повращала запястьем, — я знаю, что могла бы, но стоит мне поднять его чуть выше, только лишь чуть, и… — Бриенна беспомощно встряхнула руками, морщась, словно от отвращения, — внутри, словно пружина, которая не даёт мне это сделать.
— Только это?
— Джейме! Я была этим мечом! — воскликнула женщина, слезы показались на ее глазах, — все, что я была — это…
И она ахнула, лишенная слов.
Потому что это были его слова — и они оба знали. Не было нужды напоминать.
— Ты всегда будешь больше, чем меч, — тихо сказал Джейме, склоняясь к ней и целуя.
— А если я не смогу? — быстро, задыхаясь, словно боясь остановиться, забормотала Бриенна, — если я больше не смогу управляться с мечом? И я буду плохой матерью. И плохой командующей. И не смогу кормить ребенка грудью. И уроню его. Или задавлю во сне. Или я умру, и он будет сиротой. Или умрем мы оба. Или я умру, он будет сиротой, а ты возненавидишь его, и…
— Успокойся, — строгим голосом тихо произнес по слогам Джейме, поднимая ее и обнимая крепко, — успокойся. Ничего этого не будет. Мы справимся.
Отец.
— Мы будем вместе и разберемся. Я справлюсь, — он заглянул в ее огромные, ищущие глаза, полные сомнений и мольбы о защите — едва ли не в первый раз за все их время вместе, — ты прекрасно родишь. Ты снова будешь тренироваться, когда сможешь. Если нужно, найдем кормилицу.
Это то, что я от тебя хотел бы слышать, отец. Это то, что ты должен был сделать и сказать — для меня, Серсеи, Тириона. Для мамы.
Бриенна прижималась к нему — большая, теплая, необычайно хрупкая при всей своей силе. расставаться с ней не хотелось даже на время. Тем более, когда она так нуждалась в том, чтобы быть слабой и не бояться слабости — когда бы еще выпала такая уникальная возможность?
У нее были свои слова, знал Джейме. «Красота». «Свобода». «Зависимость». «Желанная». Он знал, он видел, он чувствовал.
— Давай не пойдем никуда сегодня, — прошептал Джейме ей в висок, — ну их, эти придворные сборища.
— Но леди Арья…
— Леди Арья переживет мое отсутствие, я уверяю тебя. А ты покорная женушка, кротко оставшаяся у очага по велению супруга… ой!
— «Кроткая»? — в глазах Бриенны медленно разгоралось знакомое зимнее пламя, она облизала губы, — «послушная»?
Джейме усмехнулся.
Что ж, возможно, из всех слов некоторые могли стать чудесным оружием в его устах.
========== Не место для лютоволков, часть первая ==========
Люди пахли странно.
Они, конечно, всегда пахли странно, особенно те, что старались израсходовать побольше горячей воды — Нимерия фыркнула, неодобрительно косясь на двуногую Сестру Арью, которая именно этим и занималась. Но казалось, им было мало собственного странного запаха. Хуже того, лишив себя запаха, многие из них, особенно в больших каменных домах, старались придать себе чужой аромат.
И нет, они не делали так, как Горелый Человек, который был другом Нимерии и любил тереться о что-нибудь, принадлежащее Рыжей Сестре и — иногда — Сестре Арье. Другие люди поливали себя скверно пахнущей водой. С тем же успехом они могли обмазаться кошачьей мочой — ей и так благоухали все закоулки каменного дома, где вынужденно обитали лютоволки вместе со своей стаей.
Нимерия надеялась, что в ближайшие дни они покинут, наконец, каменный большой дом, в который попали. Призрак тоже надеялся, все еще пытался деликатно договориться с Братом Джоном. Но волчица уже поняла: люди надолго застряли в каменном доме с вонючими грязными полами и плесневелыми стенами.